Вчера - [78]

– Мне некого винить, кроме себя самого, – говорит он с угрюмым вздохом. – За то, что оберегал тебя от пытки знанием. Говорил, чтобы ты забыла о случившемся. Я думал, так будет для тебя лучше. Но правда у тебя внутри, Клэр, понимаешь ты это или нет. Она прячется в глубине твоего подсознания. Как болезнь. За эти годы ты, наверное, выпила сотни таблеток. Но они не всесильны. Нельзя бесконечно скрывать от себя правду. Она убивает тебя изнутри. Я устал, у меня нет больше сил тебя покрывать.

– Я только что ездила к инспектору Ричардсону, – говорю я, пропуская мимо ушей бессмысленное бормотание Марка.

– Что? – изумляется он. – Куда ты ездила?

– Хотела задать ему пару вопросов об Анне Мэй Уинчестер.

– Об Анне? – На лице полное недоумение. – Но зачем?

– Разве не так звали девушку, с которой ты шел тогда на Тринити-бал? Потом она пропала, но через девятнадцать дней вернулась. Я соединила все точки, спасибо Ричардсону. Анна Мэй Уинчестер. Это ее имя, правда? Первая из любовниц, которых ты так бесстыже скрывал от меня все эти двадцать лет. А последняя в этом списке – София.

– И ты потащилась на Парксайд только затем, чтобы узнать о моей подружке двадцатилетней давности? Это не укладывается в голове, – говорит Марк, из глаз его выплескивается неверие. – Ты, как обычно, забиваешь себе мозги не тем, чем нужно. Долбаная ограниченность, как всегда. И пусть все вокруг рушится. Теперь понятно, зачем ты рылась именно в этой папке.

Я замираю, словно ребенок, которого поймали с поличным при попытке украсть в магазине конфету. Марк знает, что я рылась в его бумагах.

– Я тебя не виню, – продолжает он, к моему удивлению. – Тебе понадобилось доказательство, что я и раньше с кем-то спал. Что я всю жизнь тебе изменяю. Чтобы унизить меня принародно. Но зачем из всех людей на свете ты пошла именно к Ричардсону? Который и так висит у нас на хвосте.

Я снова замираю.

– Что значит «у нас»?

Марк не отвечает. Вместо ответа его голова склоняется еще ниже и падает на руки.

– Марк?

Он не смотрит на меня.

– Почему Ричардсон на хвосте «у нас»?

Молчание моего мужа становится зловещим. У меня вдруг холодеет сердце.

– Что мы сделали, Марк? Это как-то связано с Софией? – Тихая дрожь пробралась в мой голос. И вовсе не от гнева.

Марк снова вздыхает и опускает плечи, словно сдается. Ссутулившись, встает и идет к дверям. Но прежде чем уйти из кухни, оборачивается и говорит:

– Я плохой муж. Но я пытался защитить тебя от последствий твоих же поступков. Сначала Кэт. Потом София. Но инспектора удержать не получится. Я чувствую это нутром. Он отпустил меня сегодня утром, но скоро вернется.

Он исчезает в темном коридоре, который выходит во двор. Наверное, пошел к себе в кабинет. Факт: Марк поспешно ретируется в глубину сада всякий раз, когда наш разговор заходит в тупик. Этот феномен в последние годы проявляет себя регулярно, с увеличивающейся частотой. Но на этот раз тупик гораздо серьезнее. София Эйлинг мертва. И наш брак рухнул.

Но почему она умерла?

Неужели Марк только что пытался сказать, что мы причастны к ее смерти?

Я потратила не меньше четверти часа, снова и снова впечатывая в поисковик «София + Эйлинг». Но на экране дневника ничего не появляется. Вообще ничего. Я перепробовала разные варианты имени: Софиа, Софья, Софи и так далее. Мой дневник пуст.

Сначала Кэт. Потом София.

Что Марк хотел этим сказать?

Факт: Кэтрин Луизой Эванс звали мою несчастную деточку. Моего единственного ребенка. Которую у меня отобрал через три месяца после рождения страшный бич под названием «синдром внезапной смерти новорожденного». Однажды ранним вечером я нашла ее в кроватке, она была очень бледная, а дальше все растворяется в ужасном тумане. Так говорит мой дневник.

Факт: Марк в последнее время не упоминает о нашем ребенке. Она стала у нас в доме чем-то вроде табу. Если я завожу разговор, он предпочитает отвечать: «Я не хочу об этом говорить». Чтобы убедиться в точности этого факта, я набираю в поисковике айдая «Кэт + Марк», потом жму на иконку «Сортировать по дате, по убыванию».

Первой появляется запись от 21 октября 2012 года. Вот ее часть:

Спросила Марка за завтраком, не стоит ли нам попробовать родить ребенка. Мне, между прочим, скоро тридцать семь. Марк бросил на меня перепуганный взгляд, как будто я не в своем уме, раз завожу такой разговор. Чуть не уронил ложку в тарелку с хлопьями. Стараясь не показать, как неприятна мне такая реакция, я сказала, что смерть Кэт оставила в нашей жизни ужасную пустоту, которая с годами становится только глубже. Нам нужно попробовать заполнить ее другим ребенком. Маленьким существом, которое потребует заботы, ласки и любви.

Если мы родим другого ребенка, это будет ужасно и для тебя, и для него, сказал Марк. И я бы не хотел говорить о Кэт, добавил он, оставляя хлопья и выскакивая из кухни. Следующие два часа я провела в постели, чувствуя себя совсем разбитой после грубого ответа Марка. Но потом набрала в поисковике «синдром внезапной смерти новорожденного», и мне стало легче. Оказывается, ученые из Гейдельберга доказали существование генетической предрасположенности к СВСН. Если первый ребенок женщины скончался от этого синдрома, есть высокая вероятность, что второй умрет точно так же.