Вчера - [3]

— Привет, Киря!.. Что у тебя? Угу… не загружается… Ну, а память есть на винте? Оперативки хватает? Какая операционка?.. А системные требования?.. У тебя, лопух, вирус, наверное. Проверял? Тогда погодь. Ну, сейчас объясню. Все драйвера должны быть прописаны в конфике, в автоэкзеке…

Чтобы все это записать вот сейчас, на живую нитку, моей «оперативки» еще хватило.

Месяца два назад Лешка с приятелем задумали сеть. Компьютерную сеть на весь дом. В их снах и мечтах наша 24-хэтажная башня на улице Яблочкова вся опоясана кабелями, обставлена компьютерами, модемами, конверторами и прочей дребеденью. Будь их воля, ребята собрали бы всех старушек и в несколько суток образовали их в квакеров и юзеров. Представляю, как баба Клава с нашей вахты впиливается через модем в квартиру и начинает запрашивать пароли недельной давности для допуска в дом моих ошалевших друзей.

Глава 2

Поезд подали на запасную платформу. Притулили на задворках Киевского вокзала. Полчаса не прошло, прибыл расстроенный своим опозданием Серган — брательник. Увидев родню, просиял. Но тут же принял сдержанный вид.

— Нет, на вокзале одиннадцать перронов, а они еще один изобрели…

Добрались до штаб-квартиры, точней, масипусенькой «малосемейки» Денисенко. На одиннадцати квадратных метрах Серега здесь проживает с отцом, матерью и сестрицей на выданье.

Оттирликал звонок.

— Ой, а кто це приехал? — Пампушки-щеки тети Ганны зарумянились улыбкой.

— Здравствуйте! — ответно зарадовались мы, высвобождаясь из-под сумок.

— Приехали! — Брови, углы губ на круглом милом лице тети Гали приподняты. — Ну, как дорога? Папа с мамой? Как дела?

Хорошо, когда на кучу вопросов можно откликнуться одним «хорошо». И задать свою кучу вопросов, чтобы получить ответное «хорошо».

— Проходите на кухню, исть готово. А я вчера из деревни. Дед с бабою огород пахают. Вас ждут. Маша звонила, пытала, чи не приехали. Еще нет, кажу. Сережа — тот вообще, говорил, як шо они не приедут, каждый день буду на вокзал бегать, встречать.

Здесь мало что изменилось с нашего прошлого посещения. Тетя Ганна и дядя Петро живут бедно. Ну не то чтобы совсем бедно, но новыми украинцами явно не стали. Все та же комнатка на четырех человек, скромна и аккуратна. Полки старенького серванта заставлены простенькими шкатулками, по которым годами копилась всякая мелочь — нитки, сережки, помады, таблетки, батарейки… На шкафах — далекие от старины иконки. Полка косо лежащих книг: тут и Марк Твен, и «Рассказы о Ленине», и Новый Завет. Из роскоши — разве что хрусталь двадцатилетней давности, подаренный молодым в день свадьбы. Завершает обстановку доисторический, громоздкий телевизор «Славутич».

В ванной, сырой и темной, под зеркальцем сеструха пришпандорила разворот цветного журнала, с которого ободряюще улыбается Мерилин Монро. В коротком коридоре — политическая карта мира с розовым румянцем СССР…

Массивная тетя Ганна ловко орудует в тесной кухоньке. Вмиг на столе появляются тарелки с молодой, обсыпанной юным укропом картошкой, салат, от души заправленный олиею, упитанная киевская колбаса, схваченная портупеей из бечевы… О, украинское застольное радушие!

Если нашей родней затевается жарка-готовка, она поразит любого. Все варится и печется в масштабах глобальных. Иначе не стоит и браться — больно велика орава едоков. Особенно в селе.

Просыпаюсь в Дударкове — в проеме высоких белых дверей, ведущих на кухню, мелькает мама, бабушка, мамины сестры — Варвара и Ганна. От стола к печи и обратно. На столе мука, тесто, противени.

А я лежу, нежусь в обширных, бездонных глубинах бабушкиных перин. Тяну носом вкусный воздух. Тяну на разные лады — то жадно, то едва-едва, раздразнивая рецепторы. Пятна солнца лежат на полу квадратами. В лучах роятся пылинки. Под шагами стряпух пол тонко поскрипывает.

Все! Это выше сил человеческих. Встаю и сомнамбулой двигаюсь на густые запахи.

— О, так проснулась? — Весело интересуется бабушка.

— Нет еще, — смеется мама, — Она у нас сова.

Рань ранняя, по моему разумению:

— Еще и десяти нет.

— А я, деточка, ложусь в одиннадцать, подымаюсь в пять. Коровку треба выгнать. — Говорит под прихлопы теста бабушка.

Она отщипывает клок теста, ловко разминает его и вкладывает начинку. Заворачивая пирог, бабушка скоро перебирает пальцами. Мысленно сопровождаю каждое движение ее пальцев звуком. Быстрые гаммы пробегают по хребтам пирогов. Вот бабушка шаркнула заполненным противенем по столу, сунула в печь, поддела пехлом, повела вглубь:

— Через десять хвылын будут пирожкы, — Она легонько подтолкнула пехло в «подпичче», подпечье — черная от времени деревянная лопата скользнула далеко, как сом в глубину.

Задумчиво прохаживаюсь туда-сюда, заглядывая в жерло печи. Там в отсвете углей зреют, крепчают на глазах, так и прут в рост пироги с картошкой, морковью, рисом, курагой. Нет, в московской духовке все происходит по-другому.

— Без пяти минут пирожки! — Оглашаю штейкбреккерским лозунгом соседнюю комнату, где мои трудолюбивые братья с утра белят потолок, щедро усеивая кляксами коричневый пол. Бедняг запрягли в телегу неизбывных деревенских трудов, должно быть, вообще ни свет ни заря.