Вайзер Давидек - [48]
– Пока не упились, – предложил Шимек, – послушаем, о чем они говорят.
Мы подошли к кусту бузины со стороны улицы и, стоя в тени листвы, ловили их слова. Но тема, видно, была исчерпана, так как пан Коротек повернулся к нам лицом, расстегнул ширинку и оросил куст бузины мощной желтой струей. Потом он снова повернулся к компаньонам, но ширинку не застегнул. Мы не могли этого видеть, но то, что произошло позже, продемонстрировало нам, каковы могут быть последствия небрежности в одежде и манерах. Кто-то из каменщиков, тех самых, которые занимались перестройкой евангелической часовни в кинотеатр, крикнул пану Коротеку: «Эй, застегни воротничок пониже пояса, не то птичка вылетит!» – и группа стоящих вокруг мужчин радостно заржала.
Пан Коротек допил содержимое кружки, вытер губы рукавом рубахи и ответил:
– А у тебя, говнюк, рука отсохнет!
– Это почему же?
– Потому что у того, кто крест снимает со святого места, рука рано или поздно отсохнет!
Дальнейший обмен репликами, дополненный другими голосами, развивался в бешеном темпе.
– Это лютеранская часовня, немецкая!
– Лютеранская не лютеранская, крест всегда один.
– Ты тоже делаешь что приказывают!
– Гляньте на него, философ!
– Если платят, то делаешь!
– Ты за деньги собственное говно съел бы, а что уж там крест снять!
– Но-но, осторожней на поворотах!
– А то что?
– А то, товарищ, что у тебя елдак отпадет!
– А, так это мы, оказывается, с товарищем калякаем, глядите, как наш товарищ выражается!
– А что, не нравится?!
– Это в партии вас учат так к старшим обращаться?!
– А что ты имеешь против партии?
– Имею или не имею, говнюк, а вежливости могу тебя научить!
– Попробуй только!
– Захочу и попробую!
– Нашелся сраный защитник веры, ха-ха!
– Повтори еще раз!
– А то что?
– Забудешь, курва, как тебя мамочка называла, и Дева Мария тебе не поможет!!!
– Сраный защитник Девы… – но договорить каменщик уже не смог, так как пан Коротек запустил в него пустой кружкой, которая пролетела над головой противника и попала в кого-то безвинного. На долю секунды шум голосов утих. И – закипело. Приятели пострадавшего бросились на каменщиков, поскольку те стояли ближе. Каменщики, защищая своего, приложили не тому, кому следовало. Грудь касалась груди, кулак сталкивался с кулаком, кружка обрушивалась на голову, нога пинала ногу. Солдаты из ближних казарм сняли свои тяжелые ремни и шпарили всех подряд. Через минуту драка разгорелась и внутри бара, о чем свидетельствовали вылетающие вместе с рамами и дверным косяком обломки стола. Удивленные прохожие замедляли шаг, обмениваясь вопросительными взглядами, но даже дерущиеся не смогли бы объяснить, почему дерутся и зачем. Груда тел перла теперь на ограду, и ржавая сетка лопнула, словно бумажная. Несколько мужчин упали на тротуар. «Милиция! Милиция едет! – крикнул кто-то предостерегающе. – Спасайся, кто может!» И когда со стороны Грюнвальдской уже явственно донесся вой сирены, мы увидели, как из-под кучи пьяных тел выползают по очереди пан Коротек, отец Петра и мой и как они быстро удирают в сторону дома, только бы не угодить в лапы милиции. Благодаря расстегнутой ширинке пан Коротек вернулся домой раньше четырех, хотя и с подбитым глазом и в окровавленной рубахе, а мы через полчаса получили свой парабеллум, и наши тренировки могли начаться.
Так что же было вначале? Было облачко кадильного дыма, из которого неожиданно вынырнул Вайзер. Почему, вместо того чтобы рассказывать дальше, я отступаю, возвращаюсь, повторяюсь? Бывают такие суждения или просто фразы, вроде бы понятные и очевидные, которые, если в них вслушаться, кажутся вдруг неясными, дьявольски сложными, а в конце концов и вовсе непонятными, – например, разные высказывания, которые мы неожиданно вспоминаем и которые не дают нам тогда покоя. Что значит, например, фраза: «Царство мое не от мира сего»? Не один раз объяснял ее ксендз Дудак, не один раз слышал я ее позднее и от людей поумнее, чем он. Что с того, что фраза эта снабжена множеством мудрых комментариев и все в ней надлежащим образом объяснено. Когда я читаю ее громко или тихо, шевеля беззвучно губами, когда я думаю о ней в очередной – и не последний – раз, меня охватывает страх, ужас, и в завершение – отчаяние. Так как вовсе эта фраза не однозначна и далеко не ясная, и чем больше о ней думаешь, тем больше в ней потаенного смысла, и черная дыра без дна открывается перед тобой. То же самое происходило – собственно, происходит и до сих пор – с Вайзером, его кратковременное появление и уход я могу сравнить единственно с такой фразой – на вид ясной и легкой для понимания. Разумеется, это не простая аналогия, Вайзер никогда не высказывался в нашем присутствии на религиозные темы, а что уж говорить о его внутреннем мире, в который никто, как мне думается, не имел доступа. Если, однако, приравнять его жизнь к такой фразе, нужно повторять ее неустанно, в надежде, что непонятное станет в конце концов поразительно простым.
Так на чем я остановился? Да, через полчаса у нас был парабеллум, и мы могли начать тренировку. Но – вопреки нашим стремлениям – не было нам дано в тот день ни разу открыть инструкцию стрелка, а также прицелиться или совместить прорезь с мушкой. Сразу после четырех, когда мы собирались отправиться в сторону Буковой горки, из окна третьего этажа нас окликнула мать Петра: «Вы куда это, мальчики? А ну-ка быстро домой, умыться и переодеться, в шесть служба, забыли?» Ничего не поделаешь, пришлось подчиниться, так как, известное дело, мать Петра говорила как мать любого из нас. Ведь существовало и существует нечто вроде интернационала всех матерей под солнцем, так же как интернационал отцов, напивающихся в день получки. Не буду подробно рассказывать о службе ксендза Дудака. Все на этом свете так или иначе повторяется, и ксендз выступил в тот день как зеркальное отражение его преосвященства епископа. Когда закончились молитвы и песнопения и когда прозвучал уже последний всхлип старенькой фисгармонии, слитый с хриплым фальцетом органиста, мы вышли из костела, собравшись на песчаной дороге, выбегающей здесь прямо из леса. От потока людей отделилась Элька и направилась к нам.
Павел Хюлле — ведущий польский прозаик среднего поколения. Блестяще владея словом и виртуозно обыгрывая материал, экспериментирует с литературными традициями. «Мерседес-Бенц. Из писем к Грабалу» своим названием заинтригует автолюбителей и поклонников чешского классика. Но не только они с удовольствием прочтут эту остроумную повесть, герой которой (дабы отвлечь внимание инструктора по вождению) плетет сеть из нескончаемых фамильных преданий на автомобильную тематику. Живые картинки из прошлого, внося ностальгическую ноту, обнажают стремление рассказчика найти связь времен.
В седьмом номере журнала «Иностранная литература» за 2013 год опубликованы фрагменты из книги «Дриблингом через границу. Польско-украинский Евро-2012». В редакционном вступлении сказано: «В 2012 году состоялся 14-й чемпионат Европы по футболу… Финальные матчи проводились… в восьми городах двух стран — Польши и Украины… Когда до начала финальных игр оставалось совсем немного, в Польше вышла книга, которую мы сочли интересной для читателей ИЛ… Потому что под одной обложкой собраны эссе выдающихся польских и украинских писателей, представляющих каждый по одному — своему, родному — городу из числа тех, в которых проходили матчи.
В романе «Тайная вечеря» рассказ об одном дне жизни нескольких его героев в недалеком будущем разворачивается в широкомасштабное полотно. Читатель найдет в книге не только описание любопытных судеб нетривиальных персонажей, но и размышления о современном искусстве и сегодняшней роли художника, о религии без веры, горячие споры о трактовке отдельных мест в Библии, волею автора будет переноситься то в Польшу 80-х нашего столетия, то в Палестину, Византию или Сербию прошлых веков, а также заглянет в навеянные литературой и искусством сны героев.
В «Волшебной горе» Томаса Манна есть фраза, побудившая Павла Хюлле написать целый роман под названием «Касторп». Эта фраза — «Позади остались четыре семестра, проведенные им (главным героем романа Т. Манна Гансом Касторпом) в Данцигском политехникуме…» — вынесена в эпиграф. Хюлле живет в Гданьске (до 1918 г. — Данциг). Этот красивый старинный город — полноправный персонаж всех его книг, и неудивительно, что с юности, по признанию писателя, он «сочинял» события, произошедшие у него на родине с героем «Волшебной горы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.