Вайделот - [35]

Вскоре обе партии заняли свои места, все участники турнира поклялись перед судьями, что не будут прибегать ни к каким непозволенным уловкам и приемам, и наступило тревожное ожидание сигнала, чтобы начать борьбу. Но вот Дитрих фон Бернхайм, над которым развевался флагмаршала Тевтонского ордена, – на белом полотнище черный крест, окаймленный желтой каймой, а в центре креста желтый щиток с черным орлом – резко поднял вверх руку с маршальским жезлом и прозвучал гнусавый, но очень сильный звук огромного рога, который всегда предшествовал атаке рыцарей-тевтонцев. «Gott mit uns!»[28] – дружно вскричали крестоносцы и началось!

Два отряда, горяча огромных коней, пришли в движение и столкнулись друг с другом посреди ристалища. Каждый рыцарь пытался отыскать того противника, с которым надеялся сразиться, но, не находя его, нападал на других. Все мудрые исчисления были вмиг разрушены; всякая симметрия стала невозможной; восторжествовал дикий хаос: звон оружия, ржанье лошадей, треск сломанных турнирных копий, гулкие удары оружия о щиты противников, неистовые крики польских и венгерских рыцарей, менее хладнокровных, нежели немцы, которыми они подбадривали себя и друг друга, стоны раненых, которых выбили из седлаи сбросили под копыта разгоряченных схваткой боевых жеребцов… Горе тому, кто был сбит со своего коня на землю!

Но самым большим наказанием для участников турнира была пыль. Она влетала в ноздри, в глаза, забивала легкие; можно было даже умереть от нее, задохнувшись в тесном шлеме-горшке.

Рыцари неслись друг на друга во весь опор с одной целью – ударом копья сшибить своего противника на землю. Но это нужно было сделать очень ловко, не задев ни седла, ни ноги противника; не исполнивший этого требования лишался награды. При удачном ударе побежденный рыцарь падал навзничь в полном вооружении, и бывали случаи, когда подобные падения причиняли моментальную смерть, несмотря на мягкое песочное покрытие ристалища.

Опытные рыцари, коих немало было на турнире, не слишком увлекались первыми схватками, пасли задних, чтобы не ослабнуть преждевременно. Участникам турнира позволялось на короткий срок отходить в сторону для отдыха, и воспользовавшиеся этим дозволением ветераны снимали на время свои шлемы и дышали полной грудью более чистым воздухом, нежели тот, что витал над ристалищем.

Хансу фон Поленцу сразу же повезло. Тевтонец, с которым он сразился, оказался чересчур уж неповоротливым. А еще его здорово подвел молодой конь. (Обычно во время турнирных забав глаза лошадей закрывали, чтобы они не могли отпрянуть в сторону или остановиться в момент удара и тем самым сбить прицел копья всадника.

Порой их еще лишали и слуха, затыкая уши ватой и надевая нечто вроде собачьего намордника. Эта мера предосторожности была отнюдь не излишней: вошедшие в азарт боевые жеребцы могли наносить страшные укусы не только лошадям, но и людям.) Тевтонец, похоже, понадеялся на отменную выучку своего дестриэ и не стал мучить животину нервировавшими ее шорами.

Приближаясь к противнику, Ханс фон Поленц в молодом азарте издал дикий вопль, отчего его курсер лишь прибавил прыти, а жеребец тевтонца от этого крика непроизвольно замедлил разбег, чем юный рыцарь и воспользовался. Тевтонец еще только поднимал свое тяжелое копье, чтобы нацелить его в центр щита Ханса, как страшный по силе удар выдернул его из глубокого седла, как крестьянин-виллан репку из огорода, и он запорхал над ристалищем, словно железная птица, прежде чем оказаться на песке. Воодушевленный победой (поверженного рыцаря он оставил на попечение его оруженосца и Эриха; уж кто-кто, а этот плут не упустит своего и вытрясет из тевтонца все, что полагается победителю), Ханс фон Поленц вернулся в конец турнирной арены и снова начал разбег.

Увы, на этот раз дорогу ему преградил сам Буркхард фон Хорнхаузен. Барон, отдыхавший в сторонке, заметил, как лихо юноша расправился с братом-тевтонцем, и, грозно нахмурившись, решил наказать молодого петушка.

Увидев перед собой железную гору, завернутую в белый плащ с черным крестом, Ханс несколько растерялся, но у него хватило прыти и смекалки поднырнуть под копье фон Хорнхаузена. Страшный по силе удар, который должен был превратить юного рыцаря в лепешку, попал в пустоту, и кони рыцарей столкнулись.

К счастью, барон решил не подвергать своего дестриэ превратностям турнирных схваток и, надеясь на свою бычью силу и большой боевой опыт, приказал оруженосцу оседлать для себя одного из личных курсеров. Это обстоятельство и спасло Ханса от увечий, ведь дестриэ фон Хорнхаузена просто смял бы его курсера.

Тем не менее, столкнувшись, лошади упали вместе со всадниками. Шустрый Ханс умудрился вылететь из седла почти по своей воле, вовремя избавившись от стремян, но, даже изрядно грохнувшись о землю, он оказался в более выгодном положении, нежели барон, массивное тело которого было придавлено конем. Буркхард фон Хорнхаузен даже не пытался подняться; он глотал пыль ристалища и ругался такими богохульными словечками, что ему впору было немедленно покаяться в грехах орденскому священнику.