Вавилонская яма - [11]

Круглая полная луна, как мощный слепящий прожектор, неумолимо находила нас на всем пути следования. Мы спустились в ложбину. Под ногами что-то противно похрустывало и позвякивало.

- Ой, мне страшно! - взвизгнула Рита и похотливо прижалась ко мне сразу всеми горячими выпуклостями. Не скрою, это было даже приятно. Ее руки неожиданно ловко дернули "молнию" моих джинсов. Одновременно она опустилась на колени в прихотливой судороге и тут же дикий рев огласил окрестность. Я вздрогнул, подался назад, вырвался из разжавшихся рук Риты и тут же задернул "молнию".

Кричала, оказывается, сама Рита. Рев тут же перешел в мелкие всхлипывания. Она по-прежнему сидела на корточках, раскачиваясь с плачем из стороны в сторону.

Я пригляделся: из правой лодыжки отчетливо струилась кровь. Оказывается, вся ложбина была усеяна стеклянными осколками различного калибра от битой винной посуды, и один из них крупной изогнутой полосой торчал из лодыжки Риты, нижним концом касаясь земли.

Я наклонился, точным уверенным движением вырвал осколок и отбросил его в сторону. Кровь, кажется, побежала ещё сильнее. Я достал носовой платок и обмотал ногу. Ткань быстро потемнела и стала влажной.

- Вставай, пошли отсюда, - приказал я безапелляционным тоном.

- Не могу. Мне больно, - прошептала мгновенно протрезвевшая Рита.

В это время к нам подошли Николай с Аннушкой.

- Ну что тут у вас? Уже любовью занимаетесь? - почти слаженным дуэтом пропели наши собутыльники.

- Первую медицинскую помощь оказываю, япона мать, - грубо ответил я. Есть у вас, Аня, бинт или вата?

- Откуда? Только дома. Впрочем, погодите, - и с этими словами Аннушка сняла с шеи длинный газовый шарф. - Может быть, он подойдет?

Действительно, я обмотал шарфом поверх носового платка ногу, перетянув туго-натуго лодыжку и одновременно ступню. Рита уже оправилась от испуга, только сильная бледность, несмотря на плохое освещение, да крупные капли пота, блестевшие росой под луной, выдавали её слабость. Она оперлась на Аннушку, с другой стороны её подхватил Николай и мы все вместе заковыляли обратно. Около барака мы с Николаем виновато простились, хотя особой вины за случившееся лично я и не чувствовал. Рита и Аннушка скрылись в дверном проеме, а я и Николай благополучно спустились с холма, вскоре поймали "частника" и вернулись в гостиницу.

Как ни странно, Николай, как притих ещё в парке, так и не выступал, словно я наконец показал свой истинный характер и, поранив Риту, запросто мог и его пришибить, если он будет мне по-прежнему надоедать. Я тоже молчал, уставший от пережитого волнения и злой из-за неожиданной растраты (тридцать пять рублей за коньяк и две "пятерки" на такси в оба конца сильно подорвали мой командировочный бюджет, хотя до этого я почти столько же сэкономил на еде, угощаясь во время гостевых разъездов).

Наутро Книга проснулся уже в обычном расположении духа и дурашливо заорал, подойдя к моей кровати:

- Вторая рота, подъем!

Но я так свирепо зыркнул на него глазами, что он сразу же успокоился и тихо приговаривая: "А что я? Я ничего. Я уже ушел", мгновенно испарился из номера. Он еще, впрочем, даст мне прикурить другим образом, но это уже другая история. Добавлю только, что по возвращении в столицу меня пригласили на работу в "Интеркнигу", вот тогда я и вспомнил диковинную фамилию своего недавнего соседа по гостиничному номеру и, увидев в этом совпадении перст Божий, дал немедленное согласие.

VI

В одно из воскресений мы все большим кругом снова родственно встретились у моего зятя: Вагант с женой, Маша с моей тещей, братья Аронсоны-старшие, а также Наташевич с женой-арфисткой и Корольков без жены-армянки (почему-то он никогда не брал её с собой, может быть, стеснялся её восточной полноты или заросших черными волосками щек или нравоучительно-бесцеремонного обращения великанши с супругом-карликом).

Все собравшиеся были не голодны, немножко пили, немножко ели, в общем, выдрючивались как хотели. Я, не обращая внимания на окружающих, выпил водочки и со смаком поел разносолов. Маша, правда, после принятых мною с удовольствием внутрь трехсот грамм Aqua vitae стала выразительно посматривать на меня (она сидела напротив) и наступать каблуком туфли мне на ступню, слава Богу, что была не на "шпильках". Что ж, пришлось снизить темп потребления водочки и прислушаться к общей застольной беседе.

Гости рассуждали о физиологии труда умственного и физического, какой из них предпочтительнее для человека, о том, полезна цивилизация или вредна, о сходстве людей и насекомых, в общем, нормальный застольный треп.

Сват, отец моего зятя, улыбаясь в седую бороду, вкусно, словно лакомясь, цитировал Николая Заболоцкого:

Жук ел траву. Жука клевала птица.

Хорек пил мозг из птичьей головы.

И страхом перекошенные лица

Передо мной вставали из травы.

Он доказывал, что борьба видов неизбежна, что и человека поглотит кто-то или что-то более сильное и прожорливое, например, компьютер.

Я немедленно бросился наперерез, пытаясь перехватить инициативу в разговоре. Я с момента первого знакомства не жаловал этого самодовольного, что, впрочем, было маской, внутренне давно распавшегося сластолюбца с манерами хорошо воспитанного лакея, копирующего давно умершего барина, например, "любэзная Мария Пэтровна, вы нэправильно готовитэ тэлятинку моэму сыну. Он привык эё потрэблять нэдожарэнной, тогда как вы всэгда эё почэму-то пэрэжариваэтэ. Бога ради, примитэ это к свэдэнию". И все это при том, что сын его вырос на раскладушке в коридоре и ел в детстве в лучшем случае макароны или картошку с кильками в томате.