Вавилон. Месопотамия и рождение цивилизации, MV–DCC до н. э. - [47]

Так как это сказание все же литературное произведение, а не история, то такое приключение едва ли имело место, хотя бы по той причине, что отсутствие Саргона в своей столице в течение трех лет, безусловно, привело бы к потере им трона. И все же оно подтверждает, что аккадские императоры всегда поддерживали с помощью военной силы даже свои самые отдаленные торговые колонии.

Завоевание империи – это не просто еще один этап нескончаемой саги о расширении территории, а период естественного развития от деревенского вождя к городскому главе, затем правителю большого города, царю и императору. Можно легко признать, что желание возглавить свой народ возникает как у мужчин, так и женщин. Не требуется очень уж большого психологического настроя, чтобы перестать быть первым среди равных, а стать лугалем – «большим человеком», а затем монархом. Также нетрудно любому человеку со всеми его слабостями, безрассудными поступками и недостатками оценить привлекательность возможности обладания властью над жизнью и смертью своих соотечественников, с удовольствием купаться в почитании, любви и лести, неизбежно направленных на личность, символизирующую всех граждан, и в то же время действовать как земной представитель реального монарха – бога города. Другое дело, если пожелать выйти за рамки своей собственной страны и не просто силой заставить жителей других земель подчиниться себе, платить щедрую дань, как это не раз делалось раньше, а сделать их своими последователями и поставить себя во главе их, став уже лидером смеси множества народов. Для этого человеку потребуется по-новому взглянуть на себя, на то, что лежит в основе его происхождения и служения собственному богу, составляет его личные качества, независимо от родного языка или культуры. Иными словами, быть императором – это отделиться от «своих», что требует определенного рода «героической» самодостаточности.

Поэтому, когда Саргон построил свою империю, он признал, что не сможет отделить себя от бремени традиционной царской власти и почтения к Забабе – богу Киша, не создав для себя новой столицы – города, который не был бы связан ни с семитами, ни с шумерами; основанного не богом, согласно традиции, а самим императором Саргоном. Новая столица получила название Агаде по-шумерски и Аккад по-семитски. А затем вся северная часть аллювиальной равнины, население которой говорило на семитском языке, была названа Аккад; появилась разновидность семитского языка – аккадский, а людей, живших здесь, стали называть аккадцами.

Нельзя сказать, чтобы Саргон игнорировал божественные силы. Он предпочел оказаться под покровительством богини Иштар – потомка доисторической великой богини, модели для греческой Афродиты и римской Венеры, которая подобно другим божествам Южной Месопотамии – богам пресной воды Энки и Эа, богам луны Нанне и Сину, богам солнца Уту и Шамашу слилась со своим шумерским аналогом, в данном случае с Инанной. Ее власть над войной и любовью, битвами и деторождением, агрессией и вожделением сделала ее «адреналиновой богиней», божеством сражений и веселья, совершенной небесной госпожой и защитницей воина-героя бронзового века.

Какая удача, что у нас есть изображение замечательного человека, который достиг всего этого. А так как скульптура, найденная Томпсоном и Маллоуэном, вполне могла быть создана при жизни Саргона (он правил более 50 лет), то она могла передавать большое сходство, пусть даже угодливое (можно допустить, что так требовалось, по крайней мере с точки зрения здоровья и безопасности скульптора).

Тем не менее голова была найдена с серьезными повреждениями, но причиненными не в ходе раскопок – их нанесли еще в древние времена.

И они также не были случайными. С первого взгляда заметнее всего то, что случилось с глазами. Инкрустация, которая когда-то представляла собой зрачок, возможно из драгоценного камня, отсутствует на обоих глазах, но, в то время как эта потеря с правой стороны выглядит естественно, как связанная с коррозией обычно гладкой медной поверхности, левый глаз явно был специально удален с помощью острой стамески. Может быть, важно то, что только один глаз покалечили таким образом. Вдобавок у головы отрезали уши, очевидно с помощью ударов стамески; удары наносились и по кончику носа и переносице, которые оказались поврежденными, а концы бороды были отломаны. Все это, вполне возможно, произошло и случайно – в ходе разграбления города и его храмов. Но с учетом того, что Ниневию в 612 г. до н. э. захватили мидийцы в союзе с вавилонянами, эти конкретные уродства не могут не воскресить в памяти ужасные увечья, причиненные мидийским повстанцам, которыми хвастался персидский император Дарий Великий в своей автобиографии, высеченной менее века спустя на скале Бехистун в Иране. Вот пример некоего Фраватиша, претендовавшего на трон Мидии в 522 г. до н. э., на подавление восстания которого у Дария ушло несколько месяцев: «Фраватиш был захвачен в плен и приведен ко мне. Я отрезал ему нос, уши и язык, выколол ему один глаз, и его держали в кандалах при входе в мой дворец, и все люди видели его. Затем я распял его в Хагматане [Экбатане]». В случае с найденной головой были также отрезаны оба уха, нос и выколот один глаз. Здесь явный подтекст – повреждения медной скульптуре нанесли специально, и это имело особый смысл: осквернение священного изображения почитаемого национального героя – удар по гордости побежденного народа, выражение презрения к традициям и верованиям ассирийцев – жителей Ниневии.