Ватикан - [39]

Тогда Святой Отец снова по-братски обнял его за плечи, попросил подняться и, глядя ему в глаза, повторил слова, сказанные Папой Пием XI своему государственному секретарю, Эудженио Пачелли:

— Я считаю величайшей благодатью своей жизни иметь вас рядом. Если Папа умрет, то на следующее же утро или через день выберут следующего и деятельность Церкви не будет прервана. Но если нам не будет хватать брата Гаспара, то это станет несчастьем куда худшим, ибо другого такого нет. Молю Бога, чтобы Он дал еще одному брату Гаспару возрасти в какой-нибудь семинарии, но по сей день во всем мире есть только один. Брат Гаспар, мы желаем видеть вас кардиналом.

Монах отрицательно покачал головой.

— Мы желаем видеть тебя кардиналом, — повторил Папа, на этот раз более сурово.

Но Гаспар снова помотал головой.

— Я Папа, — сказал ему Его Святейшество, — и я непогрешим. Кому как не мне знать, в чем нуждается твой дух?

— Я не могу быть кардиналом, — ответил брат Гаспар. — Моя вера слишком ослабла.

На сей раз Папа бросил на него удивленный и досадливый взгляд.

— Слушай, брат Гаспар, я знаю, что ватиканский обычай требует, чтобы, когда кого-то производят в кардиналы, он бил себя в грудь и извивался, как червь, но ты зашел что-то уж слишком далеко. Все кардиналы говорили мне то же самое, но на третий раз шли на мировую, что тоже является обычаем в подражание трем отступничествам святого Петра. Ты превзошел все мыслимые и разумные пределы, поэтому я вынужден просить тебя больше не отказываться и не испытывать мое терпение. Поверь, если ты снова скажешь, что отказываешься быть кардиналом, я восприму это как решительное и окончательное отречение. Что скажешь?

Брат Гаспар расплакался, как дитя.

— Ладно, ладно, брат Гаспар, не надо впадать в мелодраму. Я знаю, что ты, как и все, страстно стремишься к кардинальской мантии, а если повезет, то и к папской тиаре. Это логично и естественно — используя дарованные нам способности, пытаться достичь наивысшей славы: всем нам нравятся сильные чувства. Если это не так, то зачем ты стал экзорцистом? Что ты думаешь? Что я только вчера родился? Нет, ты не должен стыдиться своего волнения. К этому нет ни малейшего повода. В этом волнении, можешь мне не верить, вся соль жизни, так что оставь все напускное и подыщи подходящий девиз для нового этапа в своей жизни, кроме того, подготовь прочувствованную речь и скажи монсиньору Ванини, чтобы он сопроводил тебя в лучшие магазины готового платья — «Конфексьонес Регис» или «Кавалледжери и сыновья». Скажи, чтобы все расходы записали на наш счет. Понял? Давай, брат Гаспар, мы хотим, чтобы ты был здесь, с нами, мы любим тебя и нуждаемся в тебе. В наших с тобой руках, брат Гаспар, прогресс Церкви. Не удивлюсь, если ты станешь моим преемником. Или я недостаточно ясно выражаюсь? Пора совершать революцию, и ты нужен мне, — закончил Папа, дружески потрепав монаха по щеке, что бедному Гаспару показалось более подобающим футбольному тренеру, нежели Папе, но силы его уже настолько истощились, что ничто не могло испугать или смутить его. Папа же под конец добавил: — Я считаю, что эти слезы смоют следы твоих отречений. Приходи ко мне завтра и не забудь захватить пастырское послание, которое я тебе доверил. Вместе позавтракаем и всерьез возьмемся за работу. Отныне будем действовать в самом тесном сотрудничестве. Не сомневайся, ты войдешь в историю Церкви как один из ее великих спасителей и займешь почетное место в святцах. А теперь ступай. Ах да, завтрак подают в восемь.

Гаспар кивнул.

VIII

Можем ли мы вынести, чтобы истина, явленная нам свыше, стала предметом обсуждений?

Пий XI

Всем нам нравятся сильные чувства, как сказал Святой Отец во время второй встречи, но ближе к полудню 4 ноября бедный Гаспар почувствовал, что силы его практически на исходе, и действительно, когда он вернулся к себе в номер, глаза ему застила сонная пелена и он пребывал в таком великом смятении, усугубляемом зверским голодом, который ему приходилось терпеть и который прогулка по папским садам, равно как и упоминание Святого Отца о завтраке, только обострили, что, вернувшись, он хотел было найти утешение в молитве, но так и не смог этого сделать.

Хорошо известно, что добровольный пост люди переносят стойко и даже с удовольствием, поскольку человек подвергает себя испытанию, сознавая, что подобное состояние подготавливает его к благостному созерцанию Бога, но пост вынужденный — это нечто совсем другое и почти противоположное: обмороки и головокружения переживаются как пытка, а не как экстаз очищения. Во время постов такого рода сыновья Адамовы скорее склонны думать о жареных баклажанах, чем о духовном совершенстве, иными словами, брат Гаспар чувствовал себя до крайности несчастным и жалким, несмотря на упомянутые обещания церковной славы, которые, казалось, подтвердились этим утром, и даже еще более чем просто несчастным, когда ему приходила на память странная исповедь Римского Первосвященника. Гаспар блуждал в потемках. Тонкий луч света, который связывал его с Господом, казалось, погас.

Последние три года прошли для него почти без внутренних испытаний, не считая тех, что были связаны с его миссией экзорциста; напротив, он пребывал в мире с Богом и каждый день, пусть даже на краткое мгновение, ощущал явственное присутствие чуда. Терзавшие его прежде колебания и сомнения, казалось, исчезли без следа. Однако со времени своего прибытия в Ватикан он чувствовал некое беспокойство, какую-то неудовлетворенность, овладевавшую им почти ежечасно. Сначала все удручало его без каких бы то ни было причин, потом же причин стало хоть отбавляй. Он старался выглядеть довольным и, прежде всего, быть таковым, но теперь это ему не удавалось.