Ватага «Семь ветров» - [46]

— Запишите: сколько кокса, содержащего восемьдесят восемь процентов углерода, нужно взять для восстановления железа из двух тонн руды, содержащей семьдесят процентов окиси железа?

Господи боже мой, еще и кокс! Еще и железо! И руда!

— Не могу, — говорит Паша брату. — Вот чувствую: сзади сидит… Чувствую: сердце стучит…

— Хочешь, я с ней поговорю? — шепчет Саша, и глаза его загораются от предвкушения разговора с Ларисой о любви, хотя бы и чужой.

— Железо трехвалентное? — громко спрашивает Костя Костромин от скуки.

— Трехвалентное. Когда кокс сгорает, во что он превращается? Наташа Лаптева?

— В двуокись.

— Ой, мама! — вздыхает на весь класс Сережа Лазарев.

— Мама не поможет! А потом во что, Козликов? Из двуокиси — во что? Подумайте!

— В это… В окись…

— Отлично! А говорите — седеете…

Тем временем за три парты от Паши, под разговоры про окись и двуокись, решается Пашина судьба.

Наташа Лаптева уговаривает Ларису Аракелову ответить на чувство Паши Медведева!

Наташу история эта очень волновала, потому что по характеру своему она была объединитель: ей всегда хотелось сбить ребят в кучу, чтобы все со всеми подружились.

Всякое проявление розни заставляло ее страдать, и она как-то очень рассмешила Алексея Алексеевича, сказав ему: «Вообще-то у нас класс дружный, но только все порознь, все поврозь». Когда Наташа была поменьше, в шестом и седьмом классе, она очень страдала, если встречались ей в газете или в журнале заметки о дружных классах. Она тут же садилась и писала письмо в газету о том, что она прочитала такую хорошую заметку, а вот у них в классе дружбы нет. «Дорогая редакция! Почему так получается? Помогите нам!» — писала в заключение Наташа, и всегда ей казалось, что приедет к ним корреспондент, во всем разберется и строго накажет тех, кто тянет класс назад и мешает дружбе, — таких, как Фокин, Багаев, Сапрыкин, Лазарев, Козликов и особенно Киреева Клава, — Наташа честно и прямо указывала в письме, кто мешает пионерской дружбе. Но никто не приезжал, и Наташа перестала писать в газеты. Однако страдала, как и раньше, и видеть, что один человек (Паша Медведев) хочет дружить, и другой (Лариса Аракелова) не хочет, — видеть ей это было невыносимо. Особенно теперь, когда у них вдруг все пошло в классе на лад, все переменилось, когда они так сдружились во время коммунарского дня.

Теперь отказывать Паше Медведеву в дружбе — это поступок, недостойный комсомолки!

— Ну, он же к тебе всей душой, как ты не понимаешь? — шептала Наташа сердито и в то же время в любую минуту готова была отвечать про кокс и руду.

Лариса очистила ломтик апельсина под партой и ловко положила его в рот, почти не разжимая губ. Это мама с детства учила ее есть так, чтобы со стороны не видно было, что она ест, ну совсем не заметно.

Доводы Наташи Лаптевой совершенно ее не тронули, и спор окончился не в пользу Паши Медведева.

Главное, думал Паша, если бы она другого кого-нибудь любила — тогда ему было бы все понятно. Тогда он и глаза бы на Ларису не поднял: чужое! Чужое на Семи ветрах принято было уважать. Но достоверно знал он, что никого у Ларисы нет. Значит, что же? Значит, он, Паша, такой никчемный человек, что его не может полюбить даже незанятая девушка?

Паша пересматривал всю свою жизнь, обдумывал свой характер и видел, что он в действительности дурной, дрянной человек. Так он и писал Ларисе в своей тетради: «Я много думал: что же во мне хорошего? Да ничего!!! И все же я надеюсь, что в скором времени ты улыбнешься мне. Это будет высшая награда мне за мою любовь к тебе».

Паша гадал на картах: что у них с Ларисой получится окончательно? Вышло, что у них будет любовь, они полюбят друг друга и Лариса станет его женой. Сообщив об этом гаданье в очередном письме, Паша подумал и добавил: «Вот видишь! Эх, если бы карты всегда говорили правду! Впрочем, посмотрим». Он закрыл тетрадь и начал устраиваться спать, заранее предвкушая, как он будет мечтать о Ларисе перед тем, как заснуть. Он погасил свет, обхватил подушку руками и сначала неторопливо, с подробностями представил себе, что он входит в класс, а Лариса улыбается ему и манит его к себе едва заметно. Он садится рядом с ней, их руки лежат на парте, рядом. А больше Паше ничего и не нужно. Это и был предел его мечтаний. Он повертелся, ему хотелось спать, но сон не приходил — сначала потому, что ему жалко было расставаться с мечтами о Ларисе, потом из-за усталости.

Такого с ним никогда не было, и Паша забеспокоился.

Сон не приходил. А что, если он и совсем потеряет сон из-за нее? Паша подумал об этом с гордостью, мысль понравилась ему.

Когда рассвело и Паша совсем измучился, он поднялся и, не одеваясь, достал тетрадь. «Сегодня я тебя во сне не видел, — писал он Ларисе, — да и не мог видеть, потому что всю ночь не сомкнул глаз. Лег спать в половине первого, а встал в шесть. Всю ночь не спал. Думал. Думал о ней.

Вчера я снова был потрясен твоей красотой, когда увидел тебя. Лариса, ты прекрасна! Я не могу на тебя наглядеться!

Лучше тебя нет никого на свете! Я люблю тебя очень, как, наверно, никто не сможет так любить…»

Едва дождавшись восьми часов, Паша побежал в школу.