Вася Кочкин, человек лет двенадцати - [23]

Колесо обозрения

— Ты, Кочкин, не хотел быть пионером? — Аля Соломина смотрела на него широко открытыми глазами. В прошлом году она была в «Артеке». Там все иностранные дети хотели быть пионерами. А Кочкин? Кочкин, советский мальчик — не захотел! Как это все понимать? — Кочкин, слышишь, Кочкин! — у Али даже голос сорвался.

— Мы еще не оглохли, — сказал Костя Гвоздиков.

— Кто это мы? — в тревоге спросила старшая вожатая Тамара Васильевна.

— Мы с Кочкиным.

— А при чем тут «мы»? То есть при чем тут ты? — возмутилась старшая вожатая. — И вообще, Гвоздиков, выйди! Мы разговариваем с Кочкиным! Наш актив разговаривает с Кочкиным!

— Какой актив? — спросил Вася. — Я тут всех знаю.

— А почему, Кочкин, ты не должен знать актив? — удивилась Тамара.

— Ну, актив… — Вася глубокомысленно задумался. — Актив я не знаю…

— Не придуривайся, Кочкин! — Тамара Трошина опять обиделась. — У нас серьезный разговор. Ответь нам прямо: как ты мог отказаться от своего пионерского имени?

— Я не отказался. Я хотел испытания.

— Он почти выдержал испытание! — воскликнула Татка.

— Может быть, я ослышалась? — произнесла Тамара свою любимую фразу. — Какое испытание? Уж не эта ли выдумка с молчанием?

— Но ведь вы сами были «за», — растерянно сказала Аля Соломина.

— Это не испытание, а игра! — вожатая строго посмотрела на Алю. — Можно целую неделю молчать! Только зачем? Вы сами подумайте: зачем молчать?

Пионеры стали думать. Действительно: зачем молчать? В чем смысл молчания? Нет смысла! Выходит, Кочкин поступал бессмысленно.

— Так кто мне объяснит? — снова спросила Тамара.

Никто объяснить не мог.

Актив заседал долго, но к единодушному мнению не пришел: пионер Кочкин или не пионер? Это тоже озадачило вожатую. Обычно 5 «Б» был всегда единодушен.

Пока шло заседание, Костя Гвоздиков сидел под дверью, ожидая Васю. Наконец, двери распахнулись, озабоченные активисты протопали мимо.

— Ну и заварил ты кашу, — сказал Костя, когда они шли домой. — А зачем — сам не знаешь.

— Я уже объяснял активу, — сказал Вася. — А ты, Гвоздиков, не актив.

— Подумаешь, захочу и стану! — уверенно произнес Костя. — Мне только неохота. Дурак я, что ли?

— Несознательный ты, Гвоздиков!

— От кого слышу? Сам из пионеров выбыл!

— Может, я хотел всех взволновать, А то никто не волнуется.

— А чего волноваться? Надо жить спокойно. Мне папа говорит так: «Если каждый будет жить спокойно и на душе у него будет хорошо, то и всему Советскому Союзу будет хорошо».

— Что же, всем заснуть, как ты на уроках спишь? И тогда вся страна станет счастливая?

— Ты почему такой вредный? — спросил Костя. — Надо тебя с моим папой познакомить. Он всех умеет успокаивать. Собака залает, он и ее успокоит.

— Как это у него получается? — удивился Вася.

— Не знаю. Чего-то такое скажет, собака уже хвостом виляет.

— А у нас в семье все наоборот, — вздохнул Вася. — Жила у нас собака Булька, так она из всех нас была самая спокойная. Мама раскричится, она подойдет, за ногу тяпнет понарошку и уйдет под стол. Мама тут же успокаивалась.

Мальчики шли по асфальтированной дорожке сада имени Горького. Астры после заморозков поникли головками. Они уже прожили свою жизнь. И от этого в саду было тихо и печально.

— А я недавно был у Лидии Петровны, — вдруг сказал Вася.

— Зачем? — удивился Костя.

— Так вышло…

— К учителям домой ходят только подлизы. Да и то девчонки. А потом хвастаются: мы чай пили! Вот скукота! Ты тоже чай пил?

На этот вопрос Вася отвечать не стал. Он был настроен на серьезный разговор. В конце концов надо же с другом когда-то серьезно поговорить.

— Оказывается, среди ее учеников нет ни одного генерала, — сказал Вася.

— Ну и что? — Костя пожал плечами. — Может, маршалы есть.

— И маршалов нет. Никого у нее нет. Она — сирота.

— Сирота? — рассмеялся Костя. — Так она сама старая!

— Была же маленькая. Ее отца и мать посадили в тюрьму. Может, они там и умерли. Может, убили. Неизвестно. Это было в тысяча девятьсот тридцать седьмом году, при Сталине. Понял?

— Не-е-е…

— Не-е-е! Не-е-е! Ты знаешь, как Сталина зовут?

Костя задумался.

— Это… как это? — пытался он вспомнить. — Вспомнил! Семен Виссарионович!

— Сам ты Семен! А вот когда-нибудь ты думал, как надо жить?

— Чего ты ко мне пристал?

— Эй, Кочкин! — вдруг послышался голосок.

Вася обернулся. За деревом стояла Янка Истомина. Костя презрительно смотрел на друга. Опять эта Янка!

— Будь здоров! — обиженный Костя пошел не оглядываясь.

Яна подошла к Васе.

— А я знаю, что тебя Ромка опять побил!

— Дура ты! — Вася даже сам не ожидал, что такое скажет, и испугался, что Яна рассердилась. Но Яна, как ни странно, рассмеялась.

— Пойдем, покатаемся на колесе обозрения! — вдруг предложила она.

Вот уж чего Вася не ожидал — на колесе обозрения кататься! Да еще с Яной! С какой стати ей в голову взбрело? Опять какой-нибудь подвох?

Вася настороженно глядел на девочку.

— Ну? — спросила Яна требовательно.

— Разве ты никогда не каталась на колесе?

— С мальчиками — ни разу!

Вася заморгал глазами.

— А ты с девочками катался? — Яна с любопытством уставилась на него.

— С какими девочками? — спросил он растерянно.

Яна ничего не ответила и запрыгала на одной ноге. Прыг-скок, прыг-скок!