Васка - [8]

...как тепло на солнце... Словно таешь в нем... И вздремнуть клонит.

Канавские же парнишки, собравшись в скверике, принимали теплый день как должное и настоящее. Настоящее потому, что такой день давал им возможность всецело заняться своим делом. А дело это:

Клеш, шмары и буза.

Но сегодня было еще и другое дело, очень интересное дело, которое заставляло пощупывать в карманах шабар и вслух злиться, что не захватил с собой бобика.

- А то бы, возьми меня!..

- У меня был "кольта"...

- Плешь! кольта - пулемет!

- Брось-ка ты кирпичами брызгаться. Кольта - маузер... автомат.

- А я не взял нарочно, потому что он лепит горбатого. Не придут они.

- Говорю - знаю! Увидишь, будут.

- Пусть сунутся!

Но эти разговоры тут же и прекращались. Еще светло, и парнишки отдавались текущему, основному интересу. Тому интересу, взамен которого им ничего не открыто. Тому интересу, который бывает противен, как сивуха пьянице. Противен, но и сладок.

Клеш, шмары и буза.

Собственно, самое-то главное - это шмары. Но раз шмары, то нужен и клеш и буза. Правда, можно и на одной бузе отыграться, но то-то и оно, что шмар здорово на клеш тянет. Даже у кого клеш на зекс, то и бузить много не надо. Клеш покроет. Но опять же и без бузы долго нельзя, хоть ты и при клеше. Шмарам скука. А с клешем и бузить легче и как бы гордее.

Вот почему парнишки и делали вид, что клеш для них самая настоящая вещь, и они к нему, ну, совсем без всякого внимания. Тут уж так выходило. Примерно, приглянулась Суфлеру Катька Заводная, делай вид, что она для тебя самая задрыга, подкусывай, разводи ее, даже наверни слегка, и Катька уже знает, что в цвет пришлась. Да и парнишки это знают. И если Суфлер слинял куда, то и Катьку не ищи, ясно, что с ним смылась.

Но бывали дни, а особенно праздники, когда парнишки никакого виду на себя не наводили и были откровенны. Тогда шмары обувались в высокие, начищенные сапоги, обязательно выпустив шнурки в виде кисточек, и повязывались в нарядные косынки. Парнишки же, насмолив штаны утюгом до хвоста, осторожненько, чтобы не сломать шва, натягивали их, потом надевали, у кого есть, чистые рубахи (обязательно без ворота) и шли в сквер.

Тут уж штаны выступали в полном своем значении и даже порабощали парнишек.

Вот и сейчас: Симка Суфлер, Блин Володька, Дворняжка, а сзади и еще несколько делашей и шкетов из канавской гамазухи ходили по скверику, слегка барахлясь со шмарами, но не подходя еще к ним.

Ходили они, подавшись чуть вперед, каждый шаг плавно закругляя во внутрь и слегка согнув колени, чтобы плеснуть клешем. Все это делалось с целью показать свой клеш во всей его гордости.

Когда же они останавливались, то колени сгибали побольше и опять же повернув ногу во внутрь. В то же время они незаметно или откровенно следили за положением клеша. И если положение его невыгодное, то клеш незаметно накидывался на носок сапога, выравнивался. Если же клеш натянут во все свои сорок восемь сантиметров, только кончик сапога виден, то парнишка замирал и весь гордился, осторожно ловя завистливые взгляды пораженных зрителей.

В это время закатись в скверик чужой и даже фрайер с "кис-кис" или с "удавленником", то-есть с галстуками, то и им это простится. Ну, разве обложут слегка матом или, загнув ногу, произведут протяжный звук.

И все.

Но вот где-то засверлил тоненький огонек. Там второй. И вдруг, совсем рядом, неожиданно, но нужно выскочил яркий фонарь.

В сквере сразу стало словно темней, и парнишки оторвались от штанов. Клеша уже все равно никто не видит, о нем осталось только знать самому, и значит - даешь шмар.

А шмары уже ждут, уже наготове, уже вызывают парнишек то визгом, то хохотом.

И пошла игрушка.

Сенька Дворняжка нагнул Верку Дырявую за голову и начал "откачивать воду". Та крякнула, пискнула, потом, озлясь до слез, ткнула его под живот и, вырвавшись, оголенно захохотала.

Суфлер тащил Саповку со скамейки и, когда она вставала, крепко бросал ее обратно. Блин Володька тянул Маньку Швабру за ногу. Она грузно скакала за ним, вырывая ногу, и, сковырнувшись, обложила его хлестким, как оплеуха, словом.

Так же и шкеты Филька с Коськой. Оба давно уже вертелись около двух "шкиц", точно были привязаны к ним неразрывной резинкой. Резинка эта то растягивалась на расстоянии всего сквера, и тогда шкеты обсуждали "где баб пристроить", а "бабы" наспех поправляли платочки и поддергивали чулки. То резинка вдруг сталкивала их вместе, и тогда поднималась щенячья возня с визгом и коротким плачем шкиц. Казалось бы, что этой игрушки и хватит.

Но мало! мало. Уже и шмарам скучно. Уже шмары начали танцовать. Это наступал тот момент, когда и парнишки и девчонки вдруг чувствовали, что что-то у них не то, что-то нехорошо, коряво, что-то даже обидно. И это сознание круто свертывалось у всех в ком злости.

- Так бы и скрипнул какому фрайеру.

- И-их! Кабы комса прихряла! Уж и измутохали бы, лярва! - вожделенно открыл суть сегодняшнего дела Дворняжка, - не лезь, лярва!

- Бро-ось! Я говорил - плешь, вот и есть, - с тоской проныл Блин. Не будут они.

Но зато фрайер как по заказу появился. Какой-то кругленький франтик с маленьким бантиком (кис-кис) на шее и тихонькая девица, аккуратненько слипшись боками, сунулись в сквер.