Васька - [6]

И жгучая злоба на своего бесталанного мужа охватила все ее существо. У нее сперло дыхание, глаза ее как-то расширились, и из груди ее вырвался глухой стон.

"Куда с ним пойдешь? Куда денешься? Чего от него можно ожидать? Разнесчастный он человек, загубил он мою голову, заел мой век!

"Если уйти от него?.. Взять вот мальчишку да уйти в свой город, в губернию, а не то в Москву. Белый свет не клином сошелся. Уходят другие, да как еще живут-то, за милую душу. Эна Марья Пискарева приехала и на деревенскую-то не похожа -- купчиха купчихой. Муж-то какой храбрый, а приступить боится: заплатила за него недоимку, ее руку и староста и старшина держат.

Она прижалась к стене и неподвижно сидела несколько минут. Мысли ее все вертелись в одном направлении и текли быстро, неудержимо.

"Наймусь в кухарки или в няньки… неужели меня не возьмут?.. Ну, сперва жалованья поменьше положат, а там -- попривыкну -- прибавят. Мальчишку пока около себя подержу, а подрастет, тоже к делу пристрою. Что ж делать? не у чего дома-то привиться, нужно в чужих людях привыкать жить даст Бог ум да талант, вырастит сам себя, на ноги поставит.

"Ну, а то -- что ж тут жить? чего ждать? -- продолжала думать она. -- Самой если в работницы на лето наниматься, значит дом заколотить, последнюю коровенку продать и огород забросить, а на зиму все нужно покупать. На поденщину обоим ходить, много ли этим заработаешь!"

Прасковья вдруг сорвалась с места. Остановившись посреди избы, она решительно проговорила:

"Уйду, уйду, ни за что с ним жить не стану! Будет, помучилась довольно!"

И она сдернула с полатей свой перешивок и стала надевать его.

"Сейчас пойду к старосте, -- рассуждала она, -- и буду просить пачпорт, староста не даст, к старшине пойду, к земскому, а уж вырвусь. Будет, будет!"

Вдруг ей вспомнилось, что она не первый раз уже на это решается. Не первый раз говорит эти слова и все-таки живет, мучится и не трогается с места. Сейчас же за этим воспоминанием родился вопрос: а куда ты пойдешь? Ничего не знающая, ничего не видавшая, куда она направит путь, да еще с ребенком? В город?.. Это легко только сказать или подумать, а как это на деле выполнить? И все это показалось ей так резонно и вразумительно, что она сразу опешила. Решительность ее исчезла, и ее охватили робость и малодушие. Еще с минуту она постояла на месте, потом опустилась на лавку и испустила громкий вопль. Некуда тебе итти! Корпи весь век, мыкай горе!

И горькие неудержимые рыдания подступили к ней к горлу, и она вся затряслась от них и закрыла лицо руками.

И долго-долго плакала она. Ветер на улице все завывал, окна дрожали от напора его, дребезжа разбитыми стеклами. На дворе несколько раз слышалось мычанье коровы, видимо просившей либо пить, либо есть, а она как будто не слыхала этого.

VIII.

Время подходило к вечеру. Ветер на улице не унимался. Избу Стрекачевых так выдуло, что в ней было "хоть волков мори", стекла стало запушать узорным налетом. Прасковья немного успокоилась. Она задала корму корове, приготовила ей к утру. Сходила к одной соседке отвести душу жалобой на свою долю и вернулась опять в избу. Васька все спал. Прасковью взяла тревога. "Что это он дрыхнет столько времени, -- подумала она, -- или назябся очень?" И она встала на приступку и заглянула на печку. Васька лежал на самой середине печки разметавшись, дыханье у него было прерывистое, и он часто шевелил губами. Прасковья прислушалась, протянула руку и дотронулась до головы мальчика. Васька тотчас же зашевелился и забормотал скороговоркой:

– - Не трожь, не трожь, укушу! не трожь!

Прасковья отдернула руку. Вслед за этим Васька поднялся с места, затер глаза руками и захныкал.

– - Что ты, родимый мой, чего? -- ласково проговорила Прасковья и обняла его рукой.

Но мальчик опять ткнулся лицом в изголовье и опять заснул.

"Что это он разоспался", с еще большей тревогой подумала Прасковья и, накрыв мальчика дерюгой, слезла с приступки и опять села на лавку.

– - 155 --

Она хотела думать о мальчике, но мысли ее как на грех шли в другую сторону: ей больше думалось о Матвее.

"Придет ли домой сегодня мой разудалый?" невольно задала она себе вопрос, и опять мысли ее полетели в этом направлении, опять ее лоб сморщился и на лбу налегли следы заботы.

"Ну-ка опять он не придет… загуляет и прогуляет денег еще больше. Староста говорил, он ему отдал восемь рублей; ну-ка всем им он свернет голову".

Опять ее сердце похолодело, и жгучая тоска снова овладела им. "Что ж это за бессердечный человек зародится! Ведь на эти деньги сколько добра для дома можно сделать. Вон я в Успеньев день на два рубля грибов продала и то что накупила". Она стала перечислять, что она накупила, и оказалось очень много: мальчику на рубашку, себе на фартук, мыла, два горшка, заслонку новую к печке, соли, ложек, кружку для питья, стекло к лампе и еще что-то. А что бы теперь эти восемь рублей потратить, что бы на них можно сделать?..

И Прасковья стала было перечислять, что теперь им нужно в дом и сколько на это нужно денег, как вдруг на печке опять зашевелилось, и Васька опять вскочил и забормотал что-то.