Васина Поляна - [7]

Он метнул. Биток упал перед коном, скользнул вперед и сдвинул монеты, они накренились, нехотя скособочились и вдруг длинным змеем вытянулись вдоль главной черты — чика!

Хоть и пела душа у Леньки, а к кону он подошел не спеша, вразвалочку, не глядя на оцепеневших ребят. Спокойненько сгрузил монеты в карман. Подозвал Вовку Остроумова. Дал ему денег.

— Эй, малышня, кого еще мамка за проигрыш ругать будет? Подходи!

И вдруг заорал Аркашка Меченый:

— Не было чики!

Вовка Субботин заверещал:

— Не было, не было!

Подскочил к Леньке:

— Хлызда-блызда!

— Отдавай деньги, Лось! — криво ухмыльнулся Сурок.

Нахаловские стеной перли на Леньку. Он пятился к речке. Пронырливый Вовка Субботин забежал сзади, толкнулся кулаком в Ленькину спину:

— Чичер! Бачер!

— Приходи на вечер! — махнул кулаком Сурок, и у Леньки дернулась голова, но на ногах он устоял.

Кто на вечер не придет,

Тому пуще попадет! —

взвыл Аркашка Меченый.

Ленька не любил, когда его били, он успел смазать по трем-четырем носам, но силы были явно не равны.

Ленька шатался под ударами. С такой присказкой обычно били тех, кто, так сказать, «портил воздух».

Шапка кругла,

На четыре угла,

Посредине — крест!

По три раза хресть!

Это точно, «кто на вечер не придет, тому пуще попадет».

Меченый подгонял пацанов бить Леньку. Всех, даже мелюзгу, даже Вовку Остроумова…

— Отдам!

Замерли кулаки и кулачишки.

— Сейчас я вам всё отдам. — Ленька смахнул с губы кровь, подобрал с земли кепку. Высыпал в нее мелочь. Не торопясь, широко он отвел руку и, не выпуская кепку, махнул ею. Желто-белый веер сверкнул над рекой и, взбулькнув, исчез в воде.

Онемело стояли ошарашенные пацаны.

А Ленька разбежался и бултыхнулся в воду вслед за деньгами. Почти не вынимая головы из воды, саженками поплыл к тому берегу. Не оглянулся ни разу, хотя вокруг булькали камни — в него бросали.

* * *

Ленька пережидал беду в землянке дедушки Хазара. Рассказал старику, что наши поймали Геринга, что Гитлер и Геббельс сдохли.

Старик цокал языком, приговаривал:

— Ай, шайтан, ай лютым зверем. Кишка им мала-мала выйнить нада. Трем мая малаем губил: Равиль, Араслан и Мишкам. Какой батыр помирал. Бабу голод пухлым делал — тоже помирал… Кишка из Гитлер таскать нада… Один я Газизов остался.

— У нас в бараке у одного мальчишки тоже все померли.

— Ай, ай! — покачал головой Хазар. — Сколько лет малаю? Как зовут?

— А я и не знаю, — признался Ленька. — Все его Доходягой называют.

Старик возился с переметом — цеплял самодельные, из булавок и отожженных иголок сделанные крючки. Бурчал:

— Каждому людям имя нада. Я — Газизов. Ты — Ленькам… Где живет, говоришь, который без имени?

— Да в нашем шестом бараке. Первая дверь налево. Кухня там… Пойду я, дедушка Хазар. Коза у меня одна.

Ленька уже выбрался из землянки, а старик еще спросил:

— А как Гитлер — зверем подыхал? Чего газетам калякает?

— Я не знаю подробности. Вроде яду налопался и сдох. Мы вам сюда, дедушка Хазар, наушник проведем, — пообещал Ленька. — Юрка Криков без электричества умеет.

— Вот спасибо. Вот рахмат. Грамотный люди слушать будем.

От Хазара Ленька пошел вверх по речке и снова переплыл ее.

Выломал на всякий случай здоровенный сук с закорюкой и пошел искать Красотку. Обычно коза прибегала на зов сразу, а тут как сквозь землю провалилась.

Ленька подумал было, что она не дождалась его, ушла домой, как вдруг услышал приглушенный, почти человеческий стон.

…Она лежала в малиннике и жадно, с хрипом хватала воздух, по-собачьи преданными глазами смотрела на Леньку.

— Красоточка! Милая! Да что с тобой? — по-маминому запричитал Ленька.

Коза с трудом поднялась, сделала два-три шага навстречу Леньке и снова вытянулась у его ног.

Он просил, уговаривал, плакал…

Коза не двигалась. Теперь, дождавшись его, она смотрела отчужденно и равнодушно.

Ленька подлез под Красотку. Опираясь на палку, с трудом приподнялся. Пошатываясь, побрел из лесу.

Несносная, удушливая тяжесть пригибала его к земле, выжимала слезы. После каждого шага Красоткина голова благодарно касалась плеча. Колени согнулись, и не было сил их выпрямить. В животе что-то рвалось и булькало. Ленька настырно шел.

Вдруг он понял, что сейчас упадет. Если сделает еще шаг — грохнется. Он стоял. Качался.

Неожиданно стало легко. Ленька опустился в пыль посреди дороги. Над ним склонился Вовка Остроумов.

Ленька с трудом повернул негнучую шею — Красотка лежала на широких плечах Юрки Крикова. Юрка бежал к баракам.

— Они ее ногами пинали, — всхлипывал Вовка. — Сурок держал, а Меченый…

— Беги за Томкой, — выдохнул Ленька.

…Когда он приплелся домой, Красотка лежала на половике посредине комнаты.

Вокруг стояли дед, Юрка, мама, Вовка Остроумов, Сашка.

Тамарка Вострикова распласталась над козой — щупала ей живот, заглядывала в глаза.

Тамарка была признанным поселковым лекарем. Частенько по малой хворости люди шли не в медпункт к фельдшерице, где вечная очередь, а к Тамарке. Перевязать, без одеколона банки поставить, а то и зуб выдернуть Востриковой ничего не стоило.

Тамарка поднялась с полу и оглушила:

— Сдыхает коза.

Запричитала-заплакала мама:

— Козлята же в ней. Как мы теперь жить-то будем? Сдо-ох-нем.

Волчонком взвыл Сашка.