Василий Темный - [120]

Московские казни в феврале 1462 года явно носили назидательный характер. Василий Тёмный хотел такими мерами запугать своих потенциальных противников — сторонников удельных князей. Призрак нового удельного мятежа был для Москвы страшнее всех татарских набегов и стихийных бедствий вместе взятых. Легко представить развитие событий в случае успеха серпуховского заговора. Князь Василий Ярославич, горящий ненавистью к своему московскому шурину, уходит в Литву и становится объединителем всех враждебных Москве сил. Стремясь вернуть свой удел, он начинает войну с Василием Тёмным, которая грозит перерасти в новую многолетнюю смуту. Под угрозой краха оказываются все достижения последних восьми лет правления Слепого...

Но бедные «изменники» — серпуховские дворяне! Их благородная правда верного служения своему сеньору столкнулась с безжалостной правдой московского домостроительства. Они были раздавлены ею, словно утлая лодочка, раздавленная тяжёлыми холодными льдинами на весенней Волге.

Вслед за рассказом о серпуховском заговоре (и не без намёка на справедливое возмездие великому князю за его жестокость) летописи помещают известие о предсмертной болезни Василия Тёмного: «А в то же время, в пяток на Фёдоровой недели, князь велики, чая себе сухотную болесть, повеле жещи ся, якоже есть обычай болящим сухотною, и повеле ставити зажигая труд (трут. — Н. Б.) той на многых местех по многу, идеже и не бе ему некоеа болезни, тогда бо и не чюаше того; егда же разгнишася раны оны, и бысть ему болезнь тяжка, в чернци хотяше пострищися, и не дата ему воли, и в той болезни преставися месяца марта в 27 день, в суботу, в 3 час нощи; в утрии же в неделю и погребён бысть в церкви Архаггела Михаила на Москве...» (22, 150).

В этом сообщении, как и во многих других летописных известиях, относящихся к Василию Тёмному, есть много загадочного. Кто и почему мог «не дать воли» великому князю, пожелавшему, согласно древней традиции, принять перед кончиной монашеский постриг? (Это могла сделать семья, убеждённая в том, что Василий поправится и, стало быть, нет смысла раньше времени отрекаться от власти. Но мог отказать и митрополит Феодосий — строгий законник, ревнитель церковных уставов, прекрасно знавший, что практика предсмертного пострижения по существу противоречит самой идее монашества). В сообщении угадывается и тайная неприязнь летописца к великому князю. Из текста можно понять, что Василий Тёмный не только умер без обычного предсмертного пострижения, но и стал жертвой собственной мнительности и упрямства. Придя к заключению, что он болен сухотной болезнью, Слепой сам назначил себе лечение. В итоге мучительных и, как намекает летописец, бесполезных прижиганий тлеющим трутом князь, по-видимому, получил заражение крови, от которого и скончался.

Несколько иначе, но с тем же намёком на слепое упрямство князя Василия, излагает историю его болезни хорошо осведомлённый составитель Ермолинской летописи: «Тое же весны, не по мнозе времени (после казни заговорщиков. — Н. Б.), в той же во святыи пост князь велики повеле у себя на хребте труд жещи сухотныя ради болести, великая же княгини его и боляре его вси возбраняху ему, он же не послушав их, и с тех мест (с тех пор. — Н. Б.) разболеся» (33, 157).

Эти подробности проливают некоторый свет на характер Василия Тёмного. Ещё в молодости он отличался какой-то непонятной и тяжёлой для окружающих переменчивостью. Приливы яркой, зачастую безрассудной отваги сменялись паническим страхом и отчаянием. С годами Василий стал мудрее и спокойнее. Однако трагические события 1445—1446 годов не прошли бесследно. Слепота сделала его беспомощным, а беспомощность вызывала вспышки ярости. Плохо приходилось тому, кто имел неосторожность навлечь на себя его гнев.

Окружённый врагами, Василий Тёмный стал скрытен, упрям и недоверчив. Вероятно, к этому прибавился и постоянный страх быть отравленным кем-то из тайных приверженцев галицкого семейства. В итоге общение с ним постепенно становилось для окружающих настоящей пыткой.

Жалкий калека, капризный домашний деспот, стремящийся заставить окружающих страдать вместе с ним, — таким предстаёт перед нами Василий Тёмный в последние годы своей жизни. Но это была лишь одна, исподняя сторона его жизни. Наряду с ней имелась и другая, обращённая к миру и к истории. В этом искалеченном теле и больной душе было нечто, поднимавшее жизнь Слепого до высот шекспировской трагедии. Утратив способность видеть, он не сдался, не утонул в вечном мраке своей угличской темницы. Князь Василий с поразительным мужеством держал в своих руках кормило власти ещё много лет. Автор Львовской летописи отмечает, что Василий II умер, «княжив лет безо очию 16» (31, 276). Он водил полки в походы к самым дальним пределам Русской земли, усмирял то кнутом, то пряником вечно мятежный Новгород, железной рукой душил уделы, строил храмы и учил уму-разуму подраставших сыновей. И один только Всевышний знал, каких неимоверных усилий, каких «невидимых миру слёз» ему это стоило...

* * *

В истории России Василий Тёмный всегда оставался лишь предтечей своего знаменитого сына — «государя всея Руси» Ивана III. Да и крупных успехов у Василия, конечно, было значительно меньше, чем у Ивана. И всё же Василий сумел добиться многого. Признанием его заслуг может служить одна лаконичная, но многозначительная похвала, оброненная летописцем: «Бысть бо сей князь великий Василей единовластен в Руси» (34, 185). Но у этой похвалы была и оборотная сторона: проклятия тех, кого переехала погоняемая слепым возницей колесница Московского государства. Голос одного из них случайно донёсся до нас сквозь века. В рукописной богослужебной книге (Постной Триоди) из собрания подмосковного Воскресенского монастыря содержится современная событию запись о кончине Василия Тёмного: «В лето [1462] месяце марта 28 день... в 3 час нощи об нощь святаго воскресения (то есть в ночь с субботы 27 марта на воскресенье 28 марта. —