Василий Перов - [2]

Шрифт
Интервал

Он принадлежал к поколению художников, о котором Достоевский позднее, в 1876 году, писал: «Но хуже всего, что чем дальше, тем больше воцаряется “прямолинейность”: стало, например, заметно теряться чутье к применению, к иносказанию, к аллегории... Народились мрачные тупицы, лбы нахмурились и заострились, - и все прямо и прямо, все к прямой линии и в одну точку».

Но прежде суда и следствия необходим сам факт, событие, образующее «состав преступления» и повод к «судебному разбирательству», иначе говоря то, что называется актуальный сюжет. И здесь следует отметить, что в выборе жизненных сюжетов Перов не знал себе равных, так же, как и в умении «откомментировать» эти сюжеты или же выдержать многозначительную паузу, оставив зрителя один на один с «правдой жизни».

То, что в свидетельских показаниях или, например, в литературном произведении возможно в виде последовательного изложения чередующихся эпизодов, в живописи сосредоточено в одном конкретном моменте. Отсюда специфическая концентрация изобразительных мотивов в картинах Перова, дабы вместить в один представленный в картине момент причину и следствие происходящего, стремление не только показать, но и объяснить то, что показывается. Это приводит, в частности, к обилию действующих лиц и нагромождению подробностей, комментирующих событие по принципу драматургических «авторских ремарок», что в то же время делает картины Перова занимательными и любопытными, интересными для рассматривания. Вместо «сухого указания на предмет» изобразительное повествование, которое, к тому же, зритель всегда может «досочинить» в соответствии со своими взглядами и жизненным опытом - так, как сочинял образы «бездушных душителей» Стасов, глядя на картины Перова.

Эту особенность перовских картин в качестве их основного достоинства и одновременно главного недостатка отмечал Александр Бенуа: «Его картины приковывают зрителя своей серьезностью, заставляют его прочесть себя от начала до конца, и зритель отходит от них, получив своеобразное наслаждение, похожее на то, которое получается по прочтении меткого и тонкого психологического анализа, - наслаждение, в сущности, нехудожественного порядка... Публика, наловчившаяся в те времена все понимать с полуслова, считывала самые замысловатые вещи с картин и оставалась за то несказанно благодарной художникам».


Гравюра с картины Первый чин. 1860

Павел Федотов. Свежий кавалер. 1846

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Павел Федотов. Сватовство майора. 1848

Государственная Третьяковская галерея, Москва


Судьба художника, чей собирательный образ представлен в эстетических воззрениях Чернышевского и в критических обзорах Стасова, выглядит безотрадной. За сомнительное право «вынесения приговора» и во имя «неприкрашенной правды» он в своем искусстве вынужден забыть о красоте, изяществе, обо всем, что дарует отраду взору. Симптоматично, например, пристрастие Перова к изображению слепоты (инвалид в Чаепитии в Мытищах, Слепой музыкант, Приезд гувернантки к слепому отцу), а также «невидящих» лиц - спящий мальчик-савояр, Спящие дети, осоловелые, глядящие в никуда глаза персонажей Сельского крестного хода на Пасхе. Символично в этой связи, что в последней из поименованных картин, где все, как слепые, бредут не зная куда, на хоругви, которую несет один из мужиков, изображено всевидящее око. Для художника, чье ремесло и призвание - «и виждь, и внемли», привязанность к изображению лиц, лишенных благодати видеть, - это удивительное признание: искусство вынуждено обращать взор на то, о чем говорится: «Глаза бы мои не глядели!»

Удел художника, который «как свои на теле носит все язвы родины своей» (Некрасов), такой удел не всякому под силу. Например, Валерий Якоби, написав знаменитую картину Привал арестантов - один из характернейших образцов искусства «критического реализма», - никогда больше к подобным темам не возвращался, словно испугавшись или поняв, что быть настоящим и последовательным «критическим реалистом» очень даже непросто.

Следует признать, что Перов, по- видимому, обладал совершенно особым складом характера и искренне веровал в то, что его искусство полезно, правдиво и служит высоким целям.

Слепой музыкант. 1863-1864

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Спящие дети. 1870

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Слепой. 1878

Рязанский художественный музей


Сам художник никогда не комментировал своих картин. Здесь имеет смысл отметить одно обстоятельство, для художественной личности, работающей, что называется, на публику, весьма неординарное. А именно: о жизни Перова, о его характере, художественных предпочтениях, взглядах на искусство известно крайне мало. Это может показаться даже удивительным, учитывая, что Перов уже при жизни пользовался репутацией одного из славнейших и заметнейших русских художников. Насколько обширной была, например, переписка его младших современников - Крамского и Репина, - настолько бедно эпистолярное наследие самого Перова. О нем практически нет мемуарной литературы. В последние годы жизни сам Перов обратился к литературному творчеству, но это были именно литературные очерки, а не мемуары или статьи об искусстве - очерки занимательные, талантливо написанные, но без малейшей доли резонерства и каких-либо оценочных суждений или характеристик или, тем более, автопризнаний. Даже в переписке Крамского, из которой можно получить исчерпывающую информацию, кажется, обо всех художниках той поры, Перов упоминается редко и вскользь.


Еще от автора Екатерина Михайловна Алленова
Валентин Серов

При сопоставлении первых шедевров Серова - Девочки с персиками или Девушки, освещенной солнцем - с поздними, последними работами (портретом Иды Рубинштейн или Похищением Европы) может показаться, что произведения, которые разделяет менее четверти века, написаны разными художниками, или, точнее, художниками, принадлежащими к различным эпохам. Но, в сущности, так оно и было. Если собственная биография Серова небогата событиями, то само время было ими столь богато, что многие даты жизни художника ознаменованы «поворотами» или «переломами» в художественном мире и в собственном серовском творчестве.


Илья Репин

Воспоминаниях о передвижниках. «На Передвижных выставках мы учились жизни, и на этих уроках самым драгоценным, самым желанным и светлым словом нам всегда представлялось последнее создание Репина», - вторит Минченкову Александр Бенуа. Оба мемуариста - представители поколения молодых современников Репина, поколения, для которого Репин, задолго до конца своего жизненного пути, стал «живым классиком», олицетворением русского реализма в целом.Действительно, искусство Репина являет собой квинтэссенцию тех тенденций и приемов воздействия на зрителя, которые были выработаны в контексте реализма второй половины XIX века - это в известной мере собирательный образ русского искусства того времени, включая жанровый репертуар, художественные средства, соотношение между жанрами.


Рекомендуем почитать
55 книг для искусствоведа. Главные идеи в истории искусств

«Искусство создает великие архетипы, по отношению к которым все сущее есть лишь незавершенная копия» – Оскар Уайльд. Эта книга – не только об искусстве, но и о том, как его понимать. История искусства – это увлекательная наука, позволяющая проникнуть в тайны и узнать секреты главных произведений, созданных человеком. В этой книге собраны основные идеи и самые главные авторы, размышлявшие об искусстве, его роли в культуре, его возможностях и целях, а также о том, как это искусство понять. Имена, находящиеся под обложкой этой книги, – ключевые фигуры отечественного и зарубежного искусствознания от Аристотеля до Д.


«Митьки» и искусство постмодернистского протеста в России

Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.


Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши. Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр.


Амедео Модильяни

Есть в искусстве Модильяни - совсем негромком, не броском и не слишком эффектном - какая-то особая нота, нежная, трепетная и манящая, которая с первых же мгновений выделяет его из толпы собратьев- художников и притягивает взгляд, заставляя снова и снова вглядываться в чуть поникшие лики его исповедальных портретов, в скорбно заломленные брови его тоскующих женщин и в пустые глазницы его притихших мальчиков и мужчин, обращенные куда-то вглубь и одновременно внутрь себя. Модильяни принадлежит к счастливой породе художников: его искусство очень стильно, изысканно и красиво, но при этом лишено и тени высокомерия и снобизма, оно трепетно и человечно и созвучно биению простого человечьего сердца.


Драматургия буржуазного телевидения

Наркотизирующий мир буржуазного телевидения при всей своей кажущейся пестроте и хаотичности строится по определенной, хорошо продуманной системе, фундаментом которой является совокупность и сочетание определенных идеологических мифов. Утвердившись в прессе, в бульварной литературе, в радио- и кинопродукции, они нашли затем свое воплощение и на телеэкране.


Пикассо

В течение первых десятилетий нашего века всего несколько человек преобразили лик мира. Подобно Чаплину в кино, Джойсу в литературе, Фрейду в психологии и Эйнштейну в науке, Пикассо произвел в живописи революцию, ниспровергнув все привычные точки зрения (сокрушая при этом и свои взгляды, если они становились ему помехой). Его роднило с этими новаторами сознание фундаментального различия между предметом и его изображением, из-за которого стало неприемлемым применение языка простого отражения реальности.