Васил Левский - [71]
Побалагурив, монахи зашагали по старому Царьградскому шоссе. Впереди на фоне зеленой горы Витоша вырастал большой город. Минареты, минареты и минареты. Типичный мусульманский город. Болгарские церкви не видны. На родной земле болгары не имели права строить свои храмы выше турецких мечетей. Царьградское шоссе замыкал конак — дворец правителя — мрачное здание, окруженное высокими стенами, утыканными по верху осколками стекла, чтобы из тюрьмы, устроенной в подземелье конака, не сбежали заключенные болгары.
С отвращением прошли монахи, как проходит каждый болгарин, мимо этого учреждения своих угнетателей. «Кажется, конаки эти наводят уныние даже на своих обитателей, которые очень часто меняются, вступая за их порог только для того, чтобы полюбоваться на слезы бедняков и насладиться зрелищем человеческих страданий... Кажется, что каждый, уходя из этого учреждения, непременно оставит в нем что-нибудь свое: слезы, улыбку, плач, радость или жизнь», — писал Л. Каравелов.
На Соляном базаре монахи отыскали постоялый двор — хан Хаджи Боне. Как было условлено, постучали в дверцу черного хода с глухого тупика. Пришельцев впустили. А спустя недолгое время любопытный наблюдатель мог бы заметить, как через ту же дверцу стали заходить поодиночке все новые и новые люди. А впрочем, это не очень бросалось в глаза, так как был вторник, базарный день, когда много сновало всюду разного люда. Когда разошлись — знает только темная ночь.
Утром в тупичок мальчонка привел коня и исчез. Из хана вышел крестьянин в шопской меховой шапке, в одежде, измазанной углем. Не спеша открыл сарай, погрузил на коня мешки с углем и зашагал по софийским улицам, покрикивая:
— Уголь! Уголь! Кому нужен уголь?
С некоторыми покупателями угольщик беседовал дольше обычного, а иногда даже входил в дом. Там, размотав свой длинный кушак, обвивавший его от бедер до самых под мышек, вытаскивал какие-то бумаги, вручал их хозяину и удалялся. И снова на улицах слышалось:
— А вот уголь! Кому уголь!
Из Софии Левский, нигде не задерживаясь, спешил в Ловеч.
Начиналась прекрасная осень. Хороша здесь весна. Но осень... «Нет лучшего времени, чем болгарская осень. Это уже не молоденькая, свежая как роза, девушка, какой кажется весна поэтической душе болгарина, а зрелая женщина, у которой много хорошеньких и миловидных деток, радующих мать нежной любовью. Спелый виноград налился сочными гроздьями, и лоза прикрывает их зелеными листьями, словно курица своих цыплят, яблоня, увешанная румяными, как девичье личико, яблоками, груши, персики, абрикосы, айва и сливы, желтые как янтарь, выглядывают из-под листьев, а там неподалеку ветвистый орешник с большими пахучими листьями, миндаль и кизил. А утренняя прохлада, а запах роз, а тысячи разных цветов и травок! А птицы! Но всей благодати не перескажешь» (Любен Каравелов).
На дорогах пахло яблоками. С виноградников неслись песни. В деревнях крестьянки пекли хлебы из свежей ароматной муки первого помола.
— Жить бы да радоваться, глядя на эту благодать,— умиленно говорил Матей. — Прекрасны наши места, плодородна наша земля, хорош наш народ, всем наградил нас господь, кабы только не турки.
К приезду Левского в Ловеч друзья подготовили создание центра, объединяющего революционные комитеты Болгарии. Таким центром стал Ловечский комитет. Левский назвал его Временным болгарским правительством и заказал для него через БРЦК в Бухаресте печать с изображением льва и словами: «Смерть или республика».
Все дела по созданию внутренней революционной организации этим заканчивались. Левский мог теперь целиком отдаться дальнейшему расширению и укреплению сети революционных комитетов.
Удовлетворенный совершенным, Левский в сопровождении двух товарищей по белградскому легиону— Васила Ионкова и Саввы Младенова, а также Марина Луканова отправился в Тетевен.
По пути зашли в село Гложене, где родился Васил Ионков, здесь и заночевали. Всю ночь уставшим путникам пела песню река Вит и легко посвистывал чур ко. Интересен этот чурко. Начинает он дуть с вечера, усиливается к полуночи, затем ослабевает и к полудню совсем стихает, чтобы с вечера начать все сначала. Зарождается этот воздушный поток где-то в горах за Тетевеном и, пробежав километров двадцать, замирает.
Встали рано, чтобы по прохладе подняться в Гложенский монастырь, что прилепился, словно ласточкино гнездо, к скалистой вершине над селом. Избрали дорожку, хоть и более длинную, но менее крутую. Вьется она то среди кустарников, то среди мелколесья, а потом входит в тенистый буковый лес.
Настоятелем монастыря в ту пору был друг Левского, уроженец Сопота игумен Хаджи Ефтимий. Встретились друзья радостно и, вдоволь наговорившись, пошли осматривать монастырь.
По преданию, русский князь Георгий Глож во время нашествия татар покинул со своей дружиной родину и переселился в Болгарию. Основал он здесь поначалу села Гложене и Киевский Извор, а потом взялся за постройку и самого монастыря. Было это в XIII столетии.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.