Вашингтон, округ Колумбия - [13]

Через толпу туристов он проворно протиснулся к выходу, время от времени удерживаемый их комплиментами и поздравлениями. На полпути к главному выходу его нагнал Клей.

— Что сказал вице-президент?

— Он с нами. От начала и до конца.

Они заговорили о предстоящем дневном заседании комитета. Бэрдена на нем не будет. Клей должен предупредить одного из сенаторов, чтобы тот подменил Бэрдена.

— Где же вы будете?

Бэрден тряхнул головой.

— Я хочу исчезнуть. Мне надо подумать. Позвони мне вечером домой.

Он ждал Генри под портиком Капитолия, зажмурив глаза от нестерпимого блеска солнца. Стояла такая жара, что он едва дышал. Следовало бы остаться в прохладном Капитолии, но он предпочел уединиться со своим триумфом.

— Отличная работа, сенатор.

Голос был приятным, ассоциации, с ним связанные, — нет.

Бэрден обернулся и увидел приближающегося к нему стройного, невозмутимого на вид человека в коричневом габардиновом костюме. Правая рука Бэрдена невольно дернулась, но он вовремя спохватился и прочертил ею в воздухе неловкую дугу, как будто разминая затекшее плечо.

— жду машину, — сказал он ни к селу ни к городу.

— Чего же еще? — Мистера Нилсона явно забавляло произведенное им впечатление. — Я только что видел вас зместе с вице-президентом. Он, должно быть, весьма доволен случившимся.

Бэрден повернулся и посмотрел на подъездную аллею: не видно ли Генри в подъезжающем «паккарде». Но ничего не увидел. Приятный голос продолжал:

— Вами сейчас довольны буквально все. Вам известно, что газеты Херста собираются предложить вашу кандидатуру в президенты?

А он не без изюминки. Бэрдену не удалось скрыть свою заинтересованность.

— Откуда вам это известно?

— Я никогда не раскрываю источников информации, сенатор, — усмехнулся Нилсон. — У вас, надеюсь, будет повод убедиться, что это мое лучшее качество.

Бэрден хмыкнул и снова хотел отвернуться, но голос мистера Нилсона (с Юга он или с Запада?) остановил его.

— Уж я-то могу вам сказать, что кампания «Дэя — в президенты» начнется с завтрашней редакционной статьи; ее пишет сам старик Херст.

— Это очень интересно, мистер Нилсон.

— Я думаю, вы будете замечательным президентом. Уж я-то, конечно, буду голосовать за вас.

— Мистер Нилсон…

— Да, сэр?

— Кто вы, черт побери?

— Друг.

— Нет, вы не друг.

— Ну, тогда мне хотелось бы им быть. В конце-то концов, мы выбираем друзей потому, что они непохожи на нас. Я никогда не буду великим государственным деятелем, таким, как вы. — Ирония, коварство, правда в утонченных пропорциях. — Я могу лишь позавидовать той жизни, какой живете вы, и, поскольку быть одновременно и тем, и другим, и третьим невозможно, я выбираю своих друзей с таким расчетом, чтобы благодаря им быть и политиком, и журналистом, и художником…

— И преступником?

— Да, если хотите, даже преступником.

— Так же, собственно говоря, вы занимаетесь?

— Я бизнесмен. Сейчас я говорил с вами без обиняков, сенатор. Абсолютно откровенно.

— Да, я вам верю. А вам известно, какое наказание предусмотрено за подкуп… за попытку подкупа члена конгресса?

— Среди моих многочисленных друзей есть адвокаты. — Разговор по-настоящему забавлял мистера Нилсона. Бэрдена вновь охватила растерянность, он почувствовал, как закипает в нем раздражение. — Мне известны наказания, предусмотренные законом. А также блага, которые дает жизнь. Надеюсь, вы серьезно взвесите то, что я вам предложил.

— Даже не подумаю. Я не беру… — Бэрден невольно понизил голос и сам почувствовал это, хотя их никто не мог подслушать, — взяток.

— Другие…

— Меня не интересует, что делают другие.

— Разве капиталовложение в вашу карьеру — взятка? Вклад в вашу избирательную кампанию — разве это взятка? Вы вообще представляете себе, откуда берутся деньги для проведения президентских выборов? Во всяком случае, если мне доведется вложить деньги в ваше будущее, я потребую от вас куда меньше, чем, скажем, Конгресс производственных профсоюзов или Национальная ассоциация промышленников.

— Я не продаюсь, мистер Нилсон. — Напыщенность и неискренность собственных слов ужаснули Бэрдена, и он подумал в отчаянии о том, куда исчезла вдруг его знаменитая способность найти единственно верную уничтожающую фразу. Лишившись дара речи, он замолк, и на ум ему не приходило ничего, кроме прописных истин, как будто часть его мозга парализовало.

— Я не собираюсь покупать вас, сенатор. — Этот непринужденный голос был теперь холоден, как и его собственный. — Я вам деньги, которые нужны вам, если вы дадите мне возможность купить то, что нужно мне. Это законный обмен. Слово, которым я обозначу свое предложение, возможно, прозвучит странно для ваших ушей. Поэтому я произнесу его медленно и отчетливо. Это слово — «бизнес».

В эту минуту подъехал Генри на «паккарде», и Бэрден сел в машину, не сказав ни слова. Пепельно-серый лимузин отъехал от портика Капитолия, облюбованного скворцами.

— Куда, сенатор?

— Куда? — переспросил, очнувшись, Бэрден. — Через реку на ту сторону, в Виргинию. Там поглядим.

Генри прекрасно понял, куда хочет поехать сенатор. Там, за рекой, неподалеку от Булл-Рана [12]лежало поле, по которому, как громадная змея в высокой траве, вились окопы времен Гражданской войны. Бэрден любил сидеть здесь и размышлять о прошлом, о тех днях, когда его не было на свете, мечтать: родись он вовремя, он мог бы пасть на той славной войне, как его дядя Арон Хокинс, сражавшийся под Атлантой в девятнадцать лет, — ему раздробило ногу ядром, и через два дня он умер от гангрены. Вот так судьба подрезала его едва начавшуюся жизнь.