Ваше здоровье, Господин генерал! - [17]

В кузове теперь осталось всего три человека. Вместе с водителем и Загари они составляли небольшой отряд вооруженных коммандос. Фредерик, конечно, был среди них лишним.

— Раненый и сопровождающий его человек без труда найдут помощь в этом квартале, — объяснил капитан. — Мы же задерживаться не можем.

— Куда мы держим путь? К надежному убежищу или… к эфиопской границе?

Загари пристально посмотрел на Лемуана.

— Вы правильно поняли, — сказал он. К границе. К сожалению, ночи в это время года коротки. Скоро военная полиция начнет нас преследовать. Они отрежут нам путь, если мы не успеем проскочить до наступления зари.

Эта перспектива заставила его вздрогнуть, и француз всем телом ощутил эту дрожь. Он чуть нагнулся вперед, чтобы достать пачку сигарет «Плейер», угостил сначала шофера, потом капитана. По обеим сторонам дороги бежали последние дома Северного Хартума.

— Ну что же, — спокойно сказал Фредерик, — а не продолжить ли нам прерванную беседу?…

Глава V

— Каким образом вы намеревались установить контакт с Францией?

Осман Загари молча курил. После головокружительной гонки перспектива долгих часов пути немного его успокоила. В нескольких километрах от Северного Хартума шоссе незаметно перешло в проселочную дорогу с многочисленными выбоинами и рытвинами, местами напоминающую стиральную доску. Пикап существенно умерил свой бег. Не стоило в пустынной местности рисковать амортизатором или, не дай бог, сломать ось. Шофер положил свои узловатые руки на руль, как обычно поступают на больших перегонах, расслабляясь в предвидении долгого этапа.

— Мне представили французского агента доктора Равено из Всемирной организации здравоохранения. Он находился в Судане якобы по служебным делам, но это, разумеется, было всего лишь прикрытие.

— Кто вам его представил?

Осман Загари заупрямился, надолго умолк, но в конце концов решил, что сам заинтересован в том, чтобы прояснить дело. Он как бы с сожалением ответил:

— Одна молодая особа, с которой у меня… Должен вам сказать, что я возглавлял армейскую службу информации, а мисс Мейсон, американская журналистка, собирала материал об арабских странах и их отношениях с Израилем.

— Ну и, конечно, совершенно случайно у нее под рукой оказался французский агент?

— Нет… Дело в том… Объясняя положение в стране, я прочел ей лекцию по этнографии, а затем объяснил различие между арабами и мусульманами. И наконец, я поделился с ней своими политическими взглядами.

— Можно поинтересоваться?

— Прежде всего я сказал ей, что положение, сложившееся внутри страны, просто невыносимо. Власти безжалостно угнетают неарабское население. Далее, что правительство втянуло нас в опасную авантюру, вступив в лагерь воюющих арабских стран. Наша отсталость должна была толкнуть нас не на тропу войны, а совсем на другой путь, тем более что мы не являемся близкими соседями Израиля. Кроме того, военная интеграция означает объединенное командование и, следовательно, подчинение Египту. Я не желал этого терпеть. Насер мечтает вновь создать с Суданом Объединенную Арабскую Республику, иначе говоря, попросту поглотить нашу страну, чего ему не удалось добиться в отношении Сирии…

— Понимаю, — согласился Фредерик. — По-моему, все довольно логично. Но меня удивляет, что вы, офицер суданской армии, могли говорить об этом с иностранкой.

— Я говорил с ней как простой капитан и гражданин, чтобы она поняла, что ислам не представляет собой политически монолитного движения, что у каждого колокола свой звон.

— Ваш зять, генерал Мурад, естественно, разделял эти взгляды?

— Конечно. Как и определенная часть суданского правящего класса. В некотором смысле это была наша политическая платформа.

— Поскольку вы уже подумывали о том, чтобы взять власть в свои руки.

— Это был проект, еще не получивший своего оформления. В нашем распоряжении не было необходимых средств. Мы не располагали должной поддержкой. Только конкретная заинтересованность могла привлечь на нашу сторону правящий класс.

Он сказал все это без малейшей тени цинизма, как нечто совершенно естественное, само собой разумеющееся.

— Но все изменилось после бесед с мисс… Как же ее?

— Мейсон… Хорна Мейсон. Она не скрывала, что моя позиция приводит ее в восторг, что и она за независимость народов, за борьбу против угнетателей. Она сказала, что знакома с человеком, посвятившим свою жизнь этой борьбе. На следующий день как раз должен был приехать доктор Равено.

— Вот именно «как раз», — подчеркнул Фредерик. — Не могли бы вы описать этого доктора Равено?

— Мужчина лет сорока пяти, так мне, во всяком случае, кажется. Довольно высокого роста. Костистое лицо, густые брови, глубоко посаженные глаза. Почти голый заостренный череп с венчиком редких волос.

— Это мне ни о чем не говорит, — прошептал Фредерик. — И что же, он вам ни с того ни с сего заявил, что является французским агентом и готов помочь сбросить правительство?

— Нет. Все было гораздо тоньше. Настолько деликатно, что мне показалось совершенно естественным. Мы несколько раз беседовали. Равено держал возвышенные речи. Излагал взгляды настоящего гуманиста. Ну вы понимаете? Он весьма сожалел, что великие державы и не подозревают о существовании подобных тенденций. Короче, не сразу, но я все-таки представил его своему зятю. Доктор сказал ему, что в Париже воодушевлены существованием новой исламской, но не арабской силы, голос которой прозвучит без излишней страсти и более сговорчиво в пороховой бочке Ближнего Востока.