Ваше благородие - [3]

Еще я размышлял, как будут выглядеть пометки Марфы Никаноровны и мои записи в памятных записках его благородия, и пришел к выводу, что они нужны для того, чтобы показать, что он был не один, что вокруг были близкие ему люди и они видели все происходящее немного с другого ракурса, чем наш друг. С другой стороны, я в этом вопросе не первый. Всем памятен нашумевший роман Ричарда Олдингтона «Смерть героя», где повествование главного героя переплетается с описаниями автора, и уже непонятно, кто из них есть кто. Я думаю, что наш читатель тоже разберется в этих вопросах и, если понравится, будет читать мои записи и пометки Марфы Никаноровны. Если они ему не понравятся, то он может их пропустить и ничего не потеряет в дальнейшем прочтении записок его благородия.

Глава 2

– Товарищ курсант, ко мне!

Требовательный командный голос остановил меня в полушаге от здания железнодорожного вокзала в городе Свердловске, бывшем в свое время Екатеринбургом. За моей спиной стоял пехотный капитан с двумя патрульными солдатами.

Четко развернулся кругом, четко подошел, четко доложил о прибытии. Подал для проверки военный билет и отпускное удостоверение.

– Так-так, – приговаривал капитан, просматривая мои документы и особенно отпускное удостоверение со штампом Комитета государственной безопасности. – Почему нарушаете форму одежды? – грозно спросил он.

– Извините, товарищ капитан, – сказал я, – но у меня нет нарушений формы одежды, иначе меня бы не отпустили из училища в каникулярный отпуск.

– Как это нет нарушений формы одежды? – чуть не подпрыгнул капитан. – Почему у вас трехцветные погоны, так как курсантские погоны по всем наставлениям изготавливаются из солдатских погон путем нашивания на них ефрейторского галуна без всяких там малиновых кантов. Где вы взяли неуставной мундир? Всем военнослужащим срочной службы положены полушерстяные мундиры из диагонали, а не мундиры из чистой шерсти.

Похоже, что капитан был из тыловиков и разбирался в качестве мундирного сукна.

– Извините, товарищ капитан, – сказал я, – у нас все училище носит такую форму одежды, так как она была утверждена лично наркомом внутренних дел Берией Лаврентием Павловичем, который лично следил за формой одежды подведомственных ему пограничников. Можете посмотреть на мои погоны, они фабричного изготовления и цвет канта аналогичен цвету канта на моей фуражке.

Крыть капитану было нечем. Уставы у нас общие, а вот все остальные ведомственные документы особые. Так и хотелось сказать ему, что пограничные войска – это щит нашей родины, а все остальные войска – это шурупы в этом щите, но зачем дразнить гусей. В училище это у нас не культивировалось и пришло вместе с армейскими абитуриентами.

Повертев мои документы, капитан с сожалением вернул их мне, а так хотелось поставить на место этого курсанта в зеленой фуражке, да только ошибись он чуть-чуть, так его могут повести на правеж в госбезопасность, благо не так давно люди пропадали без вести в этих органах.

Взяв билет на поезд в воинской кассе, я пошел пообедать в вокзальный ресторан с огромной дверью высотой метра три, не меньше, но открывавшейся довольно легко.

Сделав заказ на обед в виде борща, отбивной котлеты и стакана чая, я закурил и осмотрелся вокруг. Волноваться мне было нечего. В то время в конце семидесятых годов курсантам военных училищ еще дозволялось посещать рестораны в военной форме. Мой огляд привел к тому, что на ум непроизвольно пришли известные строчки: «В ресторане по стенкам висят тут и там “Три медведя”, “Заколотый витязь”, за столом одиноко сидел капитан…»

Но тут открылась ресторанная дверь и в ресторан заглянула голова капитана из патруля.

– Так быть не может, – запротестовал я. – Капитан не имеет права задерживать меня в ресторане, а песня Высоцкого появилась в шестьдесят шестом году и не была широкоизвестной. А где официантка? Почему она не несет мне заказанный обед.

Я стал озираться и проснулся. Вокруг было что-то чужое, то есть я не дома и не в училище.

«Как могло так случиться, что я ничего не помню? – пронеслось в моей голове. – Хотя, почему же я не помню? Я все помню. Я шел по улице 10 лет Октября в направлении центра в районе старых домов в самом радужном настроении. Мне двадцать пять лет. Было лето. Я был в отпуске и ходил на свидание с хорошей девушкой. Был до синевы выбрит и слегка пьян. Пьян был не от спиртного, а от хорошего настроения. Внезапно передо мной возникла темная фигура.

– Мужик, огонька не найдется? – спросил он хриплым голосом.

Я достал коробок и сам зажег спичку».

Вспышка селитры была тем самым последним, что я помнил.

Голова была тяжелой, а руки шевелились. Я поднял левую руку, чтобы посмотреть на часы, но на руке не было часов.

«Похоже, что я нарвался на гопников», – снова пронеслись мысли в моей голове. Именно пронеслись, потому что я не мог сам мыслить.

Когда человек мыслит, он как бы проговаривает все то, о чем думает. А сейчас у меня в голове проносятся мысли, но я ничего не говорю. Я пытался вызвать еще какие-то мысли, но они не приходили, и я незаметно для себя уснул.

– Больной, просыпайтесь! – кто-то властно потряхивал мое плечо. Голос был женский, а не девичий, именно женский, женщины, которая уже узнала, что такое власть над мужчиной.