«Ваш во имя революции»: Рассказ о Джеке Лондоне - [18]

Шрифт
Интервал

Однако приведенные в книге факты бесчеловечного отношения к рабочим и их семьям говорили сами за себя, вызывали сочувствие борьбе рабочих за свои права, за человеческие условия существования.

Бретт отправил рукопись на рецензию профессору по кафедре английской литературы Колумбийского университета Г. Карпентеру. Отзыв профессора был далеко не вдохновляющим. По его мнению, книга Лондона «не открывает ничего такого, о чем бы уже не писалось». Отметив присущее автору «соединение жестокости и мягкости» и сравнив его в этом отношении даже с Гюго, профессор, однако, высказывался против публикации книги.

Бретт не последовал совету Карпентера. Он, правда, попросил автора внести некоторые изменения в рукопись и дописать к ней «более оптимистическое» заключение. Тем временем работу начали печатать в социалистическом журнале «Уилшайрс магазин». В октябре 1903 года она вышла также отдельным изданием.

«Люди бездны» перекликаются с такими широко известными, хотя и совершенно различными по своему характеру произведениями, как очерки Т. Драйзера о Нью-Йорке, роман С. Крейна «Мэгги — девушка с улицы», бессмертная пьеса Горького «На дне», социологические исследования Д. Рииса. С выходом этой книги за Д. Лондоном прочно укрепилась репутация пролетарского писателя.

В предисловии к книге Лондон писал: «…к жизни «дна» я подходил с одной простой меркой: я готов был считать хорошим то, что приносит долголетие, гарантирует здоровье — физическое и моральное, и плохим то, что укорачивает человеческий век, порождает страдания, делает из людей тщедушных карликов, извращает их психику… Я увидел голод и бездомность, увидел такую безысходную нищету, которая не изживается даже в периоды самого высокого экономического подъема».

Вся книга — с первой главы «Сошествие в ад» до последней «Система управления» — это настоящий обвинительный акт капиталистическому обществу, ее страницы вопиют о попранной справедливости и поруганной чести. Рассказанные писателем жизненные истории простых людей, с которыми его столкнула жизнь в лондонских трущобах, поражают обыденностью и трагичностью, являются ярчайшим примером того, что господствующему классу нет дела до людей труда. Журнал «Индепендент» («Независимый») писал: «одному Лондону удалось воссоздать и донести до нас подлинную реальность» жизни на дне.

Буржуазная критика встретила «Людей бездны» в штыки. Рецензент журнала «Нейшн», например, упрекал писателя в том, что он «описывает лондонский Истсайд так, как Данте мог бы описать ад, будь он «желтым» журналистом». Автор статьи в «Атлантик мансли» считал, что очерки страдают «отсутствием чувства достоинства и твердости как в стиле, так и в духе, без чего их нельзя считать подлинной литературой». Рецензент журнала «Букмен» («Книжник») не нашел ничего лучшего, как обвинить автора в… снобизме, из-за «его глубочайшего осознания той бездны, которая отделяет бедных обитателей дна от привилегированных классов…».

Он утверждал, что Лондон чрезмерно подчеркивает свою принадлежность к «привилегированному классу», что «в своем доме он привык к хорошо приготовленной пище, приличной одежде и ежедневной ванне — факты настолько очевидные, что он мог бы лично их опустить». В своей предвзятости автор статьи не увидел, что Лондон очень точно строит очерки на социальном контрасте, подчеркивая, что «цена жизни» человека «находится в прямой зависимости от цены… костюма», который на нем надет в данный момент. Незаметно, ненавязчиво Лондон все время проводит сравнение между жизнью среднего класса и простых тружеников в капиталистическом обществе, показывая, какая гигантская пропасть отделяет его существование от жизни миллионов других человеческих существ, которые отличаются от него только тем, что у них нет денег, что за их тягчайший труд им платят жалкие гроши. Таким образом, отмеченные рецензентом «Букмена» характерные особенности очерков относятся по существу к достоинствам, а отнюдь не к недостаткам.

Показательно, что через несколько месяцев, после того как книга вышла в Нью-Йорке, ее также выпустило широко известное английское издательство, и английские критики в большинстве своем одобрительно отзывались об очерках Лондона, подчеркивая, что ему удалось описать лондонские трущобы лучше многих английских авторов.

Джек Лондон прекрасно понимал законы творческого труда, он умел писать так, чтобы читатель ощущал себя как бы непосредственным участником происходящих в книге событий. В письме к Клаудсли Джонсу по поводу его рассказа «Философия дороги» Лондон следующим образом изложил свое понимание творческого процесса: «Вы имеете дело с кипучей жизнью, романтикой, проблемами человеческой жизни и смерти, юмором и пафосом и тому подобным. Так, ради бога, обращайтесь же с ними подобающим образом. Не рассказывайте читателю о философии дороги (разве что вы сами участвуете в действии и говорите от первого лица). Не рассказывайте читателю. Ни в коем случае. Ни за что. Нет. Заставьте своих героев рассказать о ней своими делами, поступками, разговорами и т. п. Только тогда, но никак не раньше, ваши писания станут художественной прозой, а не социологической статьей об определенной прослойке общества. И дайте атмосферу. Придайте своим историям широту и перспективу, а не только растянутость в длину (которая достигается простым пересказом). Поскольку это художественная проза, читателю не нужны ваши диссертации на эту тему, ваши наблюдения, ваши знания как таковые, ваши мысли о рассказываемом, ваши идеи — нет, вложите все свое непосредственно в рассказы, в историю событий, а сами исчезните (кроме тех случаев, когда рассказываете от первого лица, как непосредственный участник). И тогда, и только тогда, критики расхвалят вас, читающая публика оценит ваши труды, и ваша работа станет настоящим произведением искусства».


Еще от автора Сергей Сергеевич Батурин
Драйзер

Эта книга о крупнейшем американском писателе и общественном деятеле Теодоре Драйзере. В своих романах Драйзер разрушает миф о «свободном мире», показывает, что в Америке рядом с богатством существует беспросветная нужда, рядом с комфортом и бездельем — безработица и голод. Великая Октябрьская социалистическая революция в России явилась поворотным пунктом в жизни и творчестве Драйзера. «С глубочайшим интересом наблюдал я зарождение и рост СССР, — писал он в 1934 году, — думаю, что оставаться при этом внутренне безучастным… невозможно».


Рекомендуем почитать
Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три женщины

Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».


Записки доктора (1926 – 1929)

Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.


Кто Вы, «Железный Феликс»?

Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.


Последний Петербург

Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.