Ваш номер — тринадцатый - [31]

Такие вот мысли навевала на Зорина эта их с Анабеллой вылазка в золотую осень бывшего Царского Села.

Добредя до конца очередной аллеи, они свернули на боковую дорожку. И тут все оборвалось. Очарование дивного вечера сдуло, как ветром. Потому что в этом удаленном уголке вершилось действо совсем иного рода.

Посреди дорожки на небольшом каменном возвышении застыла античная ваза, вытесанная из красного карельского гранита. А рядом с ней на постамент взгромоздился красномордый детина. Под одобрительные реплики приятелей он картинно расстегнул ширинку и принялся справлять нужду в узкое горлышко благородной греческой амфоры.

Появление нежданных свидетелей только раззадорило «писающего мальчика». Он огладил Анабеллу сальным взглядом и продолжил свое священнодействие, ухмыляясь ей в лицо.

Анабелла остановилась в двух шагах от резвящейся кампании и громко, отчетливо произнесла:

— А я думала, в этот парк не пускают свиней!

В аллее сделалось тихо. Детина грузно соскочил с пьедестала и, на ходу застегивая брюки, направился к ней:

— А ну, сучка, повтори! Что ты там вякнула?

Его джинсовая куртка лопалась под напором накачанной в спортзалах плоти. Ленивым жестом он протянул к Анабелле растопыренную розовую пятерню. Но тут выскочил вперед Зорин и что есть силы врезал в лоснящуюся ряху.

Джинсовый едва покачнулся и перевел сумрачный взор на раздухарившегося плюгавца. Остальные «шкафы» молча обступали их со всех сторон.

Суетясь и нервничая, Зорин снова подпрыгнул к главному герою, но через пару секунд обнаружил себя сидящим на собственном заду посреди дорожки. Голова гудела, как Царь-колокол.

Между тем недобро молчащий круг все тесней смыкался вокруг Анабеллы.

Кровь отлила от ее лица, и на неестественно белом лице черным пламенем полыхали глаза. В какой-то момент они вспыхнули совсем пронзительно, сфокусировались на джинсовом детине — и тот внезапно остановился в начатом было движении. Его физиономия, только что напоминавшая красный свиной окорок, вдруг посерела, скукожилась, перекосилась на сторону. Детина закатил глаза и, охнув, осел наземь.

Анабелла сместила прицел огнедышащих глаз на следующего качка — и тот подкошенно рухнул. За ним то же самое проделал третий, потом — четвертый, пятый… Они падали без вскрика, один за другим.

Шестой, последний участник столь забавно начинавшейся комедии подхватился и сиганул вдоль дорожки — подальше от поверженных приятелей и от этой бешеной бабы. Но на очередном прыжке ноги его подогнулись бессильно, и он свалился тяжелым кулем, расплескав крохотную голубую лужицу.

Позабыв про раскалывающуюся голову, Зорин вскочил на ноги:

— Что? Что такое? Ты их убила?

— Нет, — процедила Анабелла, обозревая валяющиеся вокруг нее туши. — Не убила.

И резко встряхнулась:

— Пошли отсюда! Иначе я и впрямь прикончу этих вонючих игуан!

Они уходили молча, и вечереющая аллея провожала их тишиной.

* * *

Ощупывая языком то место, где совсем недавно красовались два вполне здоровых зуба, Зорин сидел на садовой скамейке и прижимал к себе трясущуюся крупной дрожью Анабеллу:

— Ну что ты, девочка? Ну, успокойся! Все уже позади…

— Нет, диабло побери! — резко отстранилась она. — Все было бы позади, если б я действительно вытряхнула из этих дерьмовых скотов их паршивые душонки!

Зорин удивленно взглянул на нее — клокочущую, словно грозовая туча:

— Тебе так нужны их жизни?

— Таким свиньям не место на земле! Сегодня я им подарила их поганую жизнь, а завтра они будут точно так же пакостить направо и налево, превращать всю землю в сортир. Загадят все вокруг — по самый Галапагос! Одно слово — свиньи!

— Если бы не твое ведьмовство, эти свиньи сейчас обернулись бы волками! — хмыкнул Зорин.

— Волк — смелый и благородный зверь! — возразила Анабелла. — А эти поганцы если в кого и обернутся, так разве что в шакалов.

И тут ей вспомнился медведь. Тот самый, из ее детства.

…Пробуждаясь каждое утро, юная Анабелла вновь убеждалась, что никакая она не охранительница и не предводительница, а самая обыкновенная девчонка. И ее изводило острое чувство вины — будто бы она обманывала людей своего племени.

Так было до одного теплого вечера, когда жара уже отступила, и женщины с детьми собрались на берегу речки. Малышня носилась взад-вперед, пряталась и догоняла друг друга. И тут из кустов вылетел огромный, кем-то разъяренный медведь.

Зверь пролетел мимо неуклюжего, большеголового карапуза. По пути, не глядя, махнул лапой — и разорвал маленькое тельце пополам. А затем ринулся прямо в людскую гущу. Люди обреченно застыли: убегать, прятаться было поздно. Но вдруг навстречу несущемуся медведю шагнула тоненькая, хрупкая фигурка.

Анабелла и сама не знала, какая сила вынесла ее вперед и что ей теперь делать. Но, превозмогая дикий, рвущийся из сердца страх, девочка сделала еще один шаг вперед, к взбелененному чудовищу. И замерла, вперив в него взор отчаяния и словно бы пытаясь горящими своими глазами остановить стремительно летящую махину.

Медведя отделяло от девочки не более двух шагов, уже косая тень его лобастой башки накрыла босые Анабеллины ступни. И тут зверь как будто с маху налетел на незримую стену. Он замер на миг, затем поднялся на задние лапы и взревел совсем уже дико. Но в реве этом звучала не ярость, а какая-то человеческая растерянность и обида. Запрокинув голову ввысь, бурый исполин, казалось, жаловался выцветшему небу на горькую свою судьбу. А потом рухнул на чахлую траву, дернулся всей тушей и испустил дух.