«...Ваш дядя и друг Соломон» - [28]

Шрифт
Интервал

«Давай еще погуляем. Подышим воздухом».

Ночь сошла на землю. Взошла луна, созданная для влюбленных. Тревожно мигали звезды. Мы гуляли по тропам, среди клумб. Фонари мягким ненавязчивым светом стелили нам путь. Около каждого фонаря возникали наши тени, вытягивались, ложились на копны скошенных трав, словно бы желая слиться с опьяняющими запахами, которые щедро посылали эти травы в ночные пространства. Тени наших голов сливаются на копнах, но Адас пытается голову отстранить, я, наоборот, приближаю, но головы наши не встречаются. Опять прошу:

«Пошли домой. Надо же мне, в конце концов, помыться, сменить одежду».

«Еще немного, Мойшеле, еще немного».

И тут до меня доходит, что она не хочет возвращаться со мной в наш дом. Мы дошли до купы сосен, чьи кроны сплелись так густо, что лунный свет просто не в силах пробиться сквозь хвою, и скамья под ними – в полной мгле. Сидим, а взоры наши обращены на ярко освещенный дом культуры. В летние дни веранды и балконы домов освещены мощными фонарями, чей свет отгоняет вдаль ночную тьму, и даже темная гора на горизонте проступает в этом свете. Под фонарем на веранде дома культуры стояли дядя Соломон и тетя Амалия, а мы, скрытые в прохладной тьме, сидели совсем недалеко от них. Дядя с тетей угощались печеньем, запивая соком, и даже представить себе не могли, что мы где-то здесь рядом. Неожиданно они попрощались с друзьями и собрались уходить. Я думал, они приблизятся к нам и немного облегчат наше с женой угнетенное состояние, но Адас говорит:

«Они сейчас идут проведать семьи погибших ребят. Они это делают каждый вечер».

Чудна летняя ночь в Израиле. Полная луна. В такую ночь всякая реальность кажется сном и каждый сон – реальностью. Но вот же, горечь и ужас гнездятся в этой чудной ночи. Вдыхаю запах скошенных трав, гляжу на цветы в их буйном цветении, но это буйство только вносит замешательство в мою душу. И луна ослабила вдруг свое сияние, и сверчки, кажется мне, возносят элегический плач в ночную высь.

И столь же неожиданно на веранде дома культуры возникает Рами. Светлая его шевелюра светится в сиянии фонаря. Он пришел с Михаль, самой красивой из девушек-солдат. Лицо Адас напряглось.

«Адас».

Она меня не слышит. Глаза ее не отрываются от Рами, несущего Михаль стакан сока. И когда та смеется, глубокая морщина обозначается между бровей Адас, словно прожитые годы внезапно изменили ее лицо. Никогда раньше я не видел такого выражения у моей жены.

И я в тот же миг понимаю всё.

И я говорю жестким голосом:

«Пошли!»

Сидели мы на завалинке у нашего дома. Мигал фонарь над нами, покачиваясь под порывами ветра, посылая языки света деревьям, и они облачались в сияние. И возвращался фонарь, как бы собирая вновь свой рассеянный до этого свет, и лишь мигающее световое пятно – на голове Адас. Большие темные бабочки плясали вокруг фонаря, как опьяневшие от света и сияния. Я следил за светом и бабочками, чтобы не глядеть в холодное, почти окаменевшее лицо Адас, я говорил; «Погляди на этих бабочек. Каждая в их племени огромна, как слон».

Она не глядела на бабочек и не отвечала. Я попытался нарушить молчание. Если есть ей что-то мне сказать, пусть говорит. Обнял ее, чувствуя тепло ее тела и холод ветра. Приятно мне было это сочетание тепла и холода. Сказал:

«Открой глаза. Посмотри на меня»

Она вроде бы услышала. Поцеловал ее в губы, но они мне не ответили. Освободилась от моих объятий с таким усилием, что гравий, когда-то посыпанный мной у дома, затрещал под ее ногами. Отодвинулась. Снова мы сидели и молчали. Молчание это стало уже угнетать.

«Зайдем в дом».

«Там спертый воздух».

Обняла руками ноги и уткнула голову в колени. Чужая женщина.

Что произошло с ней в эти дни, когда я был там, в пекле? Я должен это выяснить сегодня, сейчас, в эту чудную ночь.

«Все здесь изменилось. Люди, которых я знал, словно стали другими».

«И я?»

«И ты».

«Ни в чем я не изменилась. Что вдруг?»

«Изменилась. Стала странной. Что здесь происходило в дни войны? Адас, будь откровенной. Что с тобой произошло?»

Вскочила в смятении. Лицо испуганное. Глаза меня избегают. Повысила голос:

«Зайдем в дом».

Свет мы не зажгли. Снова сидели и молчали. Она на постели, я – в большом кресле моего отца, которое было привезено из Иерусалима в дом дяди и тети. А затем перекочевало в наш с Адас дом. Не было у меня сил переносить это молчание. Я говорил себе: чего это я ей поддаюсь? Ведь она моя жена. Встал с кресла и сел с ней рядом на постели. Обнял. Закрыла глаза. Потянул к себе ее голову, поцеловал в губы. Глаз не открыла. Положила красный платок рядом с собой. Я швырнул его со злостью в кресло. Глаза ее раскрылись, проследив за брошенным платком. Повернул ее к себе. Снова закрыла глаза. Положил ей руку на грудь. Глаза ее не открылись. Спросил:

«Почему ты закрываешь глаза?»

«Плохо себя чувствую».

«Что с тобой?»

«А-а… Обычное дело».

Вернулся в кресло и швырнул ей обратно красный платок. Она поднялась и подошла к окну. Глубоко дышала, как будто ей полегчало. Я встал и зажег свет и как бы между прочим сказал ей:

«Как ты думаешь, Адас, хорошо будет евреям или плохо будет евреям, если я вернусь в армию?»


Еще от автора Наоми Френкель
Дом Леви

Наоми Френкель – классик ивритской литературы. Слава пришла к ней после публикации первого романа исторической трилогии «Саул и Иоанна» – «Дом Леви», вышедшего в 1956 году и ставшего бестселлером. Роман получил премию Рупина.Трилогия повествует о двух детях и их семьях в Германии накануне прихода Гитлера к власти. Автор передает атмосферу в среде ассимилирующегося немецкого еврейства, касаясь различных еврейских общин Европы в преддверии Катастрофы. Роман стал событием в жизни литературной среды молодого государства Израиль.Стиль Френкель – слияние реализма и лиризма.


Дикий цветок

Роман «Дикий цветок» – вторая часть дилогии израильской писательницы Наоми Френкель, продолжение ее романа «...Ваш дядя и друг Соломон».


Смерть отца

Наоми Френкель – классик ивритской литературы. Слава пришла к ней после публикации первого романа исторической трилогии «Саул и Иоанна» – «Дом Леви», вышедшего в 1956 году и ставшего бестселлером. Роман получил премию Рупина.Трилогия повествует о двух детях и их семьях в Германии накануне прихода Гитлера к власти. Автор передает атмосферу в среде ассимилирующегося немецкого еврейства, касаясь различных еврейских общин Европы в преддверии Катастрофы. Роман стал событием в жизни литературной среды молодого государства Израиль.Стиль Френкель – слияние реализма и лиризма.


Дети

Наоми Френкель – классик ивритской литературы. Слава пришла к ней после публикации первого романа исторической трилогии «Саул и Иоанна» – «Дом Леви», вышедшего в 1956 году и ставшего бестселлером. Роман получил премию Рупина.Трилогия повествует о двух детях и их семьях в Германии накануне прихода Гитлера к власти. Автор передает атмосферу в среде ассимилирующегося немецкого еврейства, касаясь различных еврейских общин Европы в преддверии Катастрофы. Роман стал событием в жизни литературной среды молодого государства Израиль.Стиль Френкель – слияние реализма и лиризма.


Рекомендуем почитать
Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Зверь выходит на берег

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Голубь с зеленым горошком

«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.


Мать

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Танки

Дорогой читатель! Вы держите в руках книгу, в основу которой лег одноименный художественный фильм «ТАНКИ». Эта кинокартина приурочена к 120 -летию со дня рождения выдающегося конструктора Михаила Ильича Кошкина и посвящена создателям танка Т-34. Фильм снят по мотивам реальных событий. Он рассказывает о секретном пробеге в 1940 году Михаила Кошкина к Сталину в Москву на прототипах танка для утверждения и запуска в серию опытных образцов боевой машины. Той самой легендарной «тридцатьчетверки», на которой мир был спасен от фашистских захватчиков! В этой книге вы сможете прочитать не только вымышленную киноисторию, но и узнать, как все было в действительности.


Фридрих и змеиное счастье

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Купить зимнее время в Цфате

В рассказах Орциона Бартана пульсирует страстная, горячая кровь Тель-Авива.Их персонажи любят, страдают, совершают, зачастую, поступки, не вяжущиеся с обычной житейской логикой. Таков Тель-Авив и его жители, увиденные писателем.Они – живут рядом с нами, возможно – в каждом из нас. Нужно только вглядеться, как это сделал писатель.Написанные на необычайно емком, образном иврите, рассказы Бартана на первый взгляд сложны для воссоздания на русском языке. Но переводчику удалось передать колорит ивритской прозы, сохранив непредсказуемо-яркие внутренние сюжеты, таящиеся под внешне бытовой канвой событий.


Демоны Хазарии и девушка Деби

Особое место в творчестве известного израильского писателя Меира Узиэля занимает роман, написанный в жанре исторической фэнтези, – «Демоны Хазарии и девушка Деби» («Маком катан им Деби»).Действие романа происходит в таинственной Хазарии, огромной еврейской империи, существовавшей сотни лет в восточной Европе. Писатель воссоздает мифологию, географию, историю, быт мифической Империи иудеев. При этом населяет страницы романа живыми, узнаваемыми героями, насыщает повествование их страстями, любовью и ненавистью, пороками и благородными побуждениями.


Дело Габриэля Тироша

В романе, выдержавшем 18 изданий на иврите, описана удивительная, своеобразная и в то же время столь характерная для школьных лет в любой стране мира атмосфера. Это школьные будни и праздники, беспокойное время влюбленностей, сплетен и интриг. И это несмотря на тревожное время, что так напоминает школьные годы в романах «До свидания, мальчики» Бориса Балтера или «Завтра была война…» Бориса Васильева…


Сон в ночь Таммуза

Давид Шахар, великий мастер описания страстей человеческих, возникающих не просто где-то, а в Иерусалиме. «Сон в ночь Таммуза» почти дословный парафраз шекспировского «Сон в летнюю ночь» – переплетения судеб, любви, измен и разочарований, завязка которых – в Иерусалиме 30-х годов, Палестине, периода британского мандата, необычном времени между двумя мировыми войнами. Художники, поэты, врачи, дипломаты – сейчас бы сказали «тусовка», тогда – «богема».Страницы романа пронизаны особой, левантийской эротикой.