Васек Трубачев и его товарищи - [37]

– Экий недисциплинированный парень! Никакой выдержки нет. Придётся с ним поговорить по-серьёзному.

– Ну что ты, Митя, он же председатель совета отряда!

– Тем более должен знать дисциплину! – нахмурился Митя, подвигая к себе статью и перечитывая её снова.

Читая, он вскидывал вверх брови, всей пятернёй расчёсывал волосы и задумчиво глядел куда-то вбок. Потом щёлкнул пальцами по столу и весело, по-мальчишески спросил:

– А куда же делся мел?

* * *

Васёк не шёл, а бежал, натягивая на ходу пальто. На крыльце он чуть не сбил с ног Грозного и далеко за собой оставил его окрик:

– Эй ты, Мухомор, куда?

Пробежав школьную улицу, он наугад свернул в первый попавшийся переулок и оглянулся.

Кончено… Кончено… Одинцов не товарищ… Одинцов осрамил его перед учителем, перед Митей… Одинцов не подумал, что Васёк – председатель совета отряда, не пожалел товарища…

Васёк покачал головой: «Теперь у меня никого нет… ни Одинцова, ни Саши…»

Он вспомнил Малютина, Медведева, Белкина и других учеников своего класса. Никогда не заменят они ему прежних товарищей. На всю жизнь теперь он, Васёк Трубачёв, остался один.

Мягкий снег сеялся сверху на серые лужи, на чёрные островки сырой земли, на Васька Трубачёва.

А он всё шёл и шёл, низко наклонив голову, как человек, который что-то потерял и безнадёжно ищет.

* * *

О заметке Одинцова и о том, что Трубачёв сам не свой выбежал из пионерской комнаты, Мазин узнал от Нюры Синицыной. Она встретила его с Русаковым на улице и спросила:

– Не видели Трубачёва?

– Нет. А зачем тебе? – поинтересовался Мазин.

– Он, наверно, на редколлегии, – сказал Русаков.

– В том-то и дело, что он сейчас выскочил оттуда как угорелый. Ой, что было! Одинцов нам статью читал, а Трубачёв вдруг вошёл!

– Какую статью? – насторожился Мазин.

Нюра, захлёбываясь, стала рассказывать.

– Когда это было? – схватил её за руку Мазин.

– Да вот, вот… сейчас! Я за ним, а его уже нет. Я звала, звала… прямо чуть не плакала…

Мазин повернулся к Русакову:

– Иди домой.

– Я с тобой, – бросился за ним Петя.

– Кому я сказал! – прикрикнул на него Мазин и быстрым шагом пошёл к дому Трубачёва.

В голове у него зрело какое-то решение, но какое – Мазин ещё не мог сообразить. Он знал только одно: наступило время действовать. А как? Сознаться в том, что он утащил мел? Этого Мазину не очень-то хотелось. Он надувал свои толстые щёки, изо всех сил стараясь придумать что-нибудь такое, чтобы самому выйти сухим из воды и выручить Трубачёва. Голова работала плохо.

Мазин хмурил лоб и размахивал руками.

Потолкавшись на улице около дома Васька, он заглянул в окно.

В кухне Трубачёвых горел свет.

Мазин прошёлся по двору, подождал. Потом легонько дернул звонок.

– Васёк ещё не приходил, – сказала тётка. – Он в школе на собрании.

Мазин снова вышел на улицу. Мокрый воротник прилипал к шее.

– Одно к одному, – сказал Мазин, мрачно поглядев на тучи. – Ещё и небо расхныкалось…

Он отломил от водосточной трубы сосульку, засунул её в рот и, прислонившись к забору неподалёку от дома, стал ждать.

«Первым долгом выручить Трубачёва, вторым долгом выкрутиться самому… Петьку вообще выгородить», – соображал он, острыми глазами всматриваясь в каждую тёмную точку, возникавшую в свете уличного фонаря.

Он не сразу узнал Трубачёва. Васёк, не думая, что кто-нибудь из товарищей видит его, плёлся понурив голову, озябший, вымокший под дождём.

Когда Мазин окликнул его, он испуганно оглянулся и, желая скрыться, прижался к забору.

«Так вот оно что!» – снова неопределённо подумал Мазин, подходя к нему, и, чтобы дать товарищу время прийти в себя, небрежно сказал:

– Промок я тут, как чёрт… Где тебя носит?

«Не твоё дело», – хотел ответить Васёк, но замёрзшие губы не повиновались ему.

Он сплюнул в сторону и вызывающе посмотрел на товарища. Но Мазин сплюнул в другую сторону и взял его за пуговицу пальто.

– Дело есть, – сказал он, кашлянув в кулак. – Ты на эту заметку плюнь. Мы тебя выручим, понятно?

Привыкнув во всём действовать сообща с Русаковым, Мазин не заметил, что сказал «мы».

Васёк тоже не заметил этого. Его удивило лицо Мазина. Мокрое от дождя, с узкими карими глазами, оно было виноватым, ласковым, и даже голос был необычным для Мазина, когда он повторил:

– Ты брось. Не обращай внимания… Иди спать ложись как ни в чём не бывало… Ну, иди…

Васёк, ослабевший от горя, усталый и прозябший, не сопротивлялся.

А Мазин, обняв его за плечи и легонько подталкивая к дому, говорил:

– Придёшь – и ложись… Накройся с головой и не думай. Мы тебя выручим.

Он подвёл Трубачёва к двери, сам дёрнул звонок:

– Ну, прощай!

– Подожди! – Васёк выпрямился. – Мазин… Я ничего не боюсь… я… – Голос у него прервался, он отвернулся и обоими кулаками забарабанил в дверь.

– Ну, бояться ещё… Мы им… знаешь… – смущённо пробормотал Мазин.

По лестнице застучали шаги. Дверь открылась.

Мазин засунул руки в карманы и вышел за ворота. Редкие прохожие оглядывались на одиноко шагавшего мальчугана и качали головами.

Сдвинув на затылок шапку и расстегнув навстречу ветру пальто, Мазин шагал посреди улицы и громко пел:

Человек проходит, как хозяин…

Он хорошо знал теперь, что́ он сделает, и совесть его была чиста.