Вас любит Президент - [58]

Нельзя смотреть на спящих как дети – можно разбудить. Лерой подумал – не просидеть ли ночь вот так, на краю матраса, робко. Он прикинул, что ему придется вести себя очень тихо и не курить. И свет придется выключить. Ну уж нет. Никакая женщина, как бы желанна она не была, не укротит свободную душу просто так, за здорово живешь. Он подождал еще минут пять, а затем накинул пиджак и вышел из квартиры. Замок он закрыл с помощью той же заколки для волос, которую давеча использовал, чтобы войти. Дурацкие французские замки не защелкиваются автоматически.

Вместо того, чтобы идти к Монмартру, Лерой проследовал на юг вдоль канала. Кругом было пустынно. Небо почти темное. Шлюзы канала все еще можно было видеть – их освещали остаточные отблески, закат, угасая, проявлялся отдельными пятнами тут и там.

Сунув руку в карман пиджака, Лерой обнаружил там дыру. Замечательно. Зажигалка, стало быть, где-то за подкладкой. Он стал искать ее ощупью, сжав для начала край пиджака. Пальцы набрели на округлый предмет. Пуговица? Нет, слишком толстое что-то. Он снял пиджак и, копаясь и ругаясь, выудил из него зажигалку. Округлый предмет вылезать отказывался. Лерой посмотрел по сторонам. Одинокая фигура двигалась к нему, следуя вдоль канала на север и имитируя походку нью-йоркских репперов гангстерского типа – приподнимающуюся и катящую, будто на лошади человек едет, и при этом раскачивается из стороны в сторону. Лерой подождал, пока фигура не поравняется со шлюзом, и пошел на перехват.

– Мсье? – сказала фигура.

Лерою показалось комичным это «Мсье?» вместо привычного ему теперь «Ну ты, хули надо!»

– Мордой к стене, – велел фигуре Лерой.

– Простите?

Точным натренированным движением Лерой схватил фигуру за воротник и пихнул парня в стену, а для доходчивости ткнул его кулаком в спину, к востоку от позвоночного столба и к северу от почки, не желая наносить непоправимых увечий.

– Дернись, пожалуйста, хоть раз, – сказал он. – Мне нужен предлог, чтобы я мог что-нибудь у тебя внутри сломать. Что-нибудь важное. На чем доктора карьеры делают.

Обыскав парня, он нашел в заднем кармане смехотворно низко сидящих штанов то, что искал – нож с выскакивающим лезвием.

– Спасибо, – сказал Лерой. – Можешь идти, только на глаза мне больше никогда не попадайся.

– Мсье! – запротестовал молодой человек.

– Ты что-то сказал?

– Нет.

– Топ, топ. Шагай.

Парень медленно пошел прочь. Лерой сделал угрожающее движение. Парень ускорил шаги, забыв о раскачивающейся походке – шел теперь как опытный путешественник, знающий, что должен пройти еще много миль до того как позволит себе сделать привал и соорудить уютно потрескивающий, душевный костер на поляне, у края рощи. Лерой сделал шаг в его направлении. Путешественник перешел на рысь.

Лерой сдвинул кнопку. Лезвие выскочило из ручки со зловещим щелчком. Не очень острое. Лерой поточил его об гранитный поребрик и разрезал подкладку.

Странный предмет, оказалось, приклеен к подкладке. Батюшки. Он сразу понял, что это за предмет. И покачал головой.

– Неисправима, – пробормотал он.

Ему захотелось вернуться в квартиру, но он передумал. Пусть спит. Дура.

В кварталах, ютящихся между Пармантье и Републикь, канал уходил под землю, и перекрытие образовывало бульвар, с липами по середине. Лерой повернул налево, дошел до Републикь, и выпил виски в американо-ирландского типа пабе чей персонал состоял исключительно из бывших и будущих преступников. Их одежда и стрижки, в гротескно-уличном французском стиле, делали бармена, менеджера и официантов похожими на классических французских гангстеров, какими их показывали в парижских фильмах семидесятых годов прошлого века. Группа мощных немецких мужчин и женщин занимала два столика в углу. Лерой немного понимал по-немецки, но орущее в стратегически развешенных динамиках стандартное американское псевдо-диско позволяло выхватывать из общего говора только отдельные слова. Лонгайлендская пара у стойки вела вялую беседу. На пути в туалет Лерой незаметно бросил трансмиттер Гвен в сумку женщины, одновременно ловя фрагмент беседы. Пара обсуждала черного соседа, недавно въехавшего в дом напротив. Несмотря на то, что новый поселенец им не нравился, они сглаживали острые места и употребляли вежливые эвфемизмы, принятые в данный момент. Весь мир, в понятии Лероя, состоял из реакционеров, слишком робких, чтобы высказать возражения честно, и недостаточно раскрепощенных, чтобы принять новые реалии. Недовольные овечки.

Глава четырнадцатая. О любви

Джордж вернулся – я снова в своих грезах, хотя в какой-то момент я чувствовала, будто меня поднимают с какого-то кафельного пола, несут и опускают на постель, но, возможно, я смешиваю две разные вещи, поскольку как только я, услышав голос Джорджа, разбаррикадировала дверь и он вошел, я едва прошла три шага до кровати и тут же на нее упала – забыв об этикете, забыв о приличиях. Я была совершенно не сонная, в голове было ясно, но тело мое служить мне отказывалось, вот я и легла. Внезапно, ни с того ни с сего, я почувствовала себя очень одинокой – как никогда. Хотелось плакать. Может, я поскулила слегка. Я посмотрела на Джорджа, а он на меня, и я попросила его меня обнять. Он сел на постель, наклонился, и обнял.