Варяжские гнезда - [3]

– Так оно и есть! – подтвердил Фредлав. – Только не совсем так. Для сердца юноши любовь девы всего дороже, но дядя обладает скрытой и неотразимой силой, и даже любовь девы может быть в его руке.

– Ты, старый воин, говоришь загадками, – сказал Котысь.

– Драгомир – волхв, и мой пасынок посвящен во многие его тайны! – объявил Фредлав.

– Это вроде наших авгуров? – спросил саркастически Валерий Сульпиций.

– Не совсем, – возразил царевич. – Наука ваших авгуров не велика и над ней даже в Риме многие смеются. Здесь нечто другое, вроде таинств египетских жрецов и персидских волхвов. Они знают о силах природы многое, чего мы не знаем, и творят вещи поистине чудесные.

– Говорят так же, – заметил Елеазарь, – что они веруют во единого Бога, как мы, народ израильский, но учения своего они никому не открывают, кроме посвященных. Народ же оставляют во мраке невежества.

– Точь в точь как в Египте и Персии! – сказал Агафодор.

– Этими тайными учениями давно интересовались философы и писатели Греции и Рима, – объявил Валерий. – Но странно, что молодой воин ищет посвящения в секту волхвов, а может быть уже, и посвящен в нее. Но ты, Фредлав, ничего не знаешь о том, чему брат твоей жены учит ее сына?

– Они ничего не говорят. По их словам, ум человека без подготовки не выдержит учения и помрачится, а подготовка долгая и трудная.

– Ловкие люди, – засмеялся Валерий. – Умеют отвадить любопытных.

Опасения оказались основательными, но только наполовину. Не найден был только Вадим. Что касается Балты, то его нагнали по дороге в город, построенный готами рода Амала вверх по течению руки, и вернули в стан. Волей-неволей пришлось ему вернуться и явиться к царевичам, еще не окончившим ужина.

Это был красавец гот, с голубыми глазами, свежим цветом лица и длинными белокурыми волосами. На нем был чешуйчатые доспехи из крупных медных пластин, под ними рубашка грубого холста, обшитая голубой тесьмой.

Царевичи его приняли милостиво.

– Благодарю тебя, смелый юноша, – сказал Котысь, – за спасение моей жизни и за молодецкую отвагу, проявленную тобой. Проси у меня все, чего хочешь, все тебе дам, и тебе, и твоему товарищу.

Глаза гота заблестели зловещим огнем.

– Он мне не товарищ, а мне у тебя, царевича, просить не о чем. Чего бы я желал, того ты мне дать не можешь.

– Он тебе товарищ по оружию и такой же доблестный воин, как и ты, – сказал князь. – Я не хочу, чтобы ты с ненавистью о нем говорил. Если ты ничего не просишь, то я дарю тебе этот меч драгоценной работы. Сражайся им так же мужественно, как сражался до этих пор, но поклянись, что этот меч никогда не будет поднят на брата, на сподвижника, которому я стольким же обязан, скольким и тебе.

Балта пристально взглянул на князя.

– Кто тебе выдал мою тайну? – спросил он.

Котысь отвел его в сторону, к выходу из шатра.

– Как бы я ни узнал, – сказал он, – тебе все равно. Я и в этом деле тебе помогу, если могу это сделать не вредя другому моему спасителю. Ведь любит она лишь одного из вас, а с родителями ее я поговорю.

– Кого она любит, не знаю, – объявил Балта. – Но родителям ее даже твое княжеское слово не указ. Они горды. Они древнего рода Амелунгов, ведущего летопись свою от Мала, с которым наш народ издалека, с востока, пришел в эти степи. И я, и Вадим – люди не столь древнего рода. Мы ее, тот или другой, должны у родителей похитить. Но ни я, ни он никогда не уступим ее сопернику. Тогда, кого бы она ни выбрала, один из нас должен погибнуть.

– Неужели ты поднимешь меч на того, с кем рядом сражался? – удивился князь.

– Подниму и убью! – твердо заявил гот. – Из-за угла, как вор, не буду убивать, но при каждой встрече будем биться, пока один из нас не падет.

Царевич отпустил упрямого варвара, но решил узнать подробности о деве, ставшей так неудачно на пути двух юношей, которых он так хотел отблагодарить за спасение жизни.

СТАРЫЙ ВОЛХВ

Куда же девался Вадим, другой спаситель царевича Котыся? Он тотчас по окончании жертвоприношений вскочил на коня и погнал его во весь опор по направлению к Танаису, но не доезжая до города за полчаса пути, свернул в сторону и скоро достиг опушки дубового леса, в который углубился, умерив ход коня. Все дороги в лесу ему, видимо, были хорошо известны. Да, кажется, и конь знал дорогу, потому что всадник часто выпускал поводья из рук и ехал, думая крепкую думу.

Скоро в лесной чаще показался огонек. Вадим пронзительно свистнул, и на его свисток последовал такой же громкий, но с переливами в три колена. Вскоре, несмотря на ночную темноту, показалось очертание избы в три окна, через которые светил огонь. На пороге избы стоял высокий, крепкий старик с белыми, как лунь, волосами, разлетавшимися по плечам, и с бородой, доходящей до середины груди. Он был одет в длинную белую рубашку без всяких украшений и не носил никакой обуви. На правой руке его был перстень с зеленым камнем, ярко блестевшим, когда его поворачивали к огню.

– Здравствуй, Вадимушко, – приветствовал он прибывшего.

– Здравствуй, дядя Драгомир, – отвечал ему племянник, соскакивая с коня.

Они обнялись и поцеловались.

– Мы победили, – сообщил воин.

– Знаю, дитятко, – сказал старик. – Я в чаше с водой видел бой; зрел, как бежали поганые Команы, и знаю, что ты с Балтой спасли царевича.