Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XI и XII веков - [37]
а) что и наемники, и союзники у Пселла здесь одни и те же Русские, точно так, как в рассказе о русском корпусе, присланном из Киева в 988 году, [75] и
b) далее узнаем, что Русские принимают важное участие в апрельской престолонаследной революции 1042 года.
Перед дворцом императорским Пселл (р. 92) своими глазами видел людей, держащих топоры в руках и потрясающих тяжеложелезными секирами: ὁ μὲν πέλεκυν διηγκαλισμένος, ὁ δὲ ῥομϕαίαν τινὰ κραδαίνων τῇ χειρὶ βαρυσίδηρον. В этих людях многие узнают Варангов, но тогда эти Варанги будут русские Варанги… В самом начале восстания, толпа разломала двери государственной темницы и, убив стражей, освободила узников (Attaliot. р. 15). Усиленная ими, она осадила дворец, и когда опасность сделалась грозно-очевидною, «император боялся выйти вперед, но опасался также и оставаться на одном месте; у него не было союзной силы во дворце, да и призвать ее не было возможно; ибо самые наемники, содержимые (кормимые) во дворцах, — одни были как-то двусмысленны в своем настроении и не совсем слушались приказаний, а другие явным образом стояли на противной стороне и, выломившись (из-под послушания), пристали к толпе». Psell. p. 93 sq.: Συμμαχία τε αὐτῷ οὔτε έν τοῖς βασίλείοις ἦν, οὔτε ἐξην μεταπέμψασθαι καὶ αὐτό γὰρ τὸ παρατρεϕόμενον ἐν ταῖς αὐλαῖς ξενικὸν, οἱ μὲν αμϕίβολοι πως ήσαν ταΐς γνώμαις — οἱ δὲ — ἀπερρωγότες τοῖς πλήθεσι συνερρώγεσαν. — Если за две страницы под наемным войском, содержимым императорами, Пселл разумел Тавроскифов, то и здесь, несомненно, речь идет о них же. Русские составляли при Михаиле V иноземный отряд, охранявший дворец и его священную особу. Часть их отложилась от него, так что император должен был вооружить придворную прислугу (Psell. р. 94) на помощь немногим, оставшимся верными. По словам Кедрина (II, 538 = Скилица) дворец был [282] взят все-таки после упорного сопротивления. «Окружающие императора, разделившись на три части, сильно защищались, и было большое убийство. Говорят, что погибло до 3000 человек» (из толпы большей частью безоружной). Император Михаил успел бежать из дворца на морском судне, но та же самая толпа, в которой были опять люди военной службы (Psell. р. 100), явилась пред Студийским монастырем, где искал убежища уже постригшийся император. Утром 21-го он был ослеплен; варварская казнь была совершена какими-то людьми, которых Пселл называет ιταμούς καὶ θρασεῖς (p. 101), жестокими и смелыми.
Касательно участия Русских в цареградских событиях 1042 года мы можем сообщить еще одно весьма ценное известие, которым мы обязаны ученой любезности товарища, профессора арабского языка в здешнем университете, барона В. Р. Розена. Свидетельство принадлежит Ибн-эль-Атиру, автору Всеобщей истории, писанной хотя и поздно (в XIII веке), но сообщающей чрезвычайно замечательные и точные известия о некоторых византийских событиях X и XI веков; еще не объяснено, из каких источников заимствованы сведения Ибн-Атира. Вот что он сообщает о перевороте 1042 года: «Михаил V требовал настоятельно от Зои, чтоб она шла в монастырь… Сослав ее, он хотел схватить патриарха, дабы быть спокойным от его приговоров; так как (иначе) царь не мог остановить (в этом) патриарха. Царь потребовал от патриарха, чтоб он устроил для него пир в одном монастыре вне Константинополя и хотел присутствовать у него (на пиру). Патриарх согласился на это и вышел в указанный монастырь, чтобы сделать то, что сказал император. Затем император отправил в монастырь сборище из Русов и Булгар и приказал им убить тайно патриарха. Они отправились /445/ ночью в монастырь и здесь осаждали его. Тогда он (патриарх) раздавал им большие деньги и вышел тайком. Затем, отправившись в город, патриарх велел звонить в колокола и поднял народ». Дальнейший рассказ вполне согласен с византийскими источниками, да и самое участие патриарха в восстании, низвергнувшем Михаила V, есть несомненный [283] исторический факт. Кедрин (II, 537) сообщает, что Калафат смотрел на патриарха Алексея как на приверженца дочерей Константина VIII и сделал попытку «извергнуть его из церкви», и что при разгаре смятения народ устремился в Софийскую церковь, «где нашел себе убежище патриарх, который поносил императора и был за возвращение императрицы». Из «великой церкви», действительно, вышла толпа, которая, не удовольствовавшись возвращением Зои, отыскала сестру ее Феодору и провозгласила ее также императрицею (Сеdren. ibid.; ср. Psell. p. 96). Нужно заметить сверх того, что роль, приписываемая в рассказе Ибн-эль-Атира Русским, вполне согласна с поведением Тавроскифов у Пселла: те и другие не тверды в своей верности императору или даже прямо ему изменяют.
Как же согласить все эти данные с сагой о Гаральде, а если не с нею, то с отрывками современных событию песен, сложенных скальдами? Кто захочет ловить мелькающие признаки исторической правды в подробностях саги, не опасаясь увлечься призраками, тот может, конечно, думать, что Гаральд находился в числе тех освобожденных мятежниками узников, о которых говорится у Атталиоты. Можно будет тогда удержать и другую черту известия, сообщаемого Вильгельмом Мальмесберийским, именно — что Гаральд попал в тюрьму за бесчестие, нанесенное знатной византийской даме. Чудесное явление Олафа, равно как и лев, задушенный Гаральдом, конечно, будут оставлены в области мифа и легенды. Для нас важно другое. В защитниках византийского дворца, содержимых императорами, мы узнали Варангов, а по ясным и прямым указаниям Пселла эти Варанги суть Тавроскифы, то есть, Русские. Гаральд является тогда их явным противником; мы должны предполагать его среди возмутившейся толпы, штурмовавшей дворец; мы должны предполагать, что именно тогда он учинил то, что сага (вероятно, вслед за скальдами) называет polotaswarf — грабежем (царских) палат, и наполнил руки византийским золотом. Таким образом, имея в руках сагу, мы пришли к решительному отрицанию того, на чем она всего более настаивает, или, по
