Варяги - [65]

Старейшины родов повеления Михолова не обсуждали — его устами говорят духи. Они заботятся о племени. Много зла сотворили пришельцы. Сколько отняли они жизней, столько и приношений не получат духи. Их гнев на пришельцев справедлив.

Духи не наказывают пришельцев, они поручают это людям своего племени. Воинов надо выманить из разорённых становищ. Пусть они идут сюда, в селище, а на ночёвке надо навалиться на них скопом, задавить числом, перерезать им жирные шеи.

Выбор пал на младшего сына Рогули. Ему предстоит выманивать врагов. Ему вести их так, чтобы к назначенной ночёвке они падали от усталости. Пусть помнит своего мудрого отца — он пал от меча вражеского воеводы, умер за общее дело.

...Дружина шла третий день. Лошадей пришлось отправить назад почти сразу же. Наст, державший человека, за полдня в кровь изодрал лошадиные ноги.

Молодой охотник всё ширил шаг. По приказу воеводы он оставил лыжи, шёл в окружении десятка воинов. Синеус повелел им: если проводник надумает бежать — убить его на месте.

К концу третьего дня пути Синеус почувствовал, что дальше идти не может. Дружина растянулась, воины едва переставляли отяжелевшие ноги. А проводник всё шагал и шагал. Остановить его не позволяла гордость.

Исподволь подкрадывались синие сумерки. На большой поляне проводник замедлил шаг, оглянулся на Синеуса. Сопровождающие его воины остановились.

   — Будем ночевать. Здесь, — с придыханием сказал воевода.

После вялого ужина дружину сморила усталость. Тут же у костров, едва накидав на снег елового лапника, воины словно провалились в небытие. Так, во сне, и отошли они в вечность.

Синеуса подняли на ноги, заломили руки за спину. В свете догорающего костра он видел, как неторопливо и буднично, обходя распростёртых на снегу дружинников, шли к нему пятеро стариков. Подойдя совсем близко, они молча и равнодушно уставились на его искажённое болью лицо. Один из них заговорил — тихо и спокойно. Но перевести его слова некому. Илмарус валялся у ног стариков, кровь сочилась каплями из его горла, замерзала на снегу.

Старик наконец замолчал. К Синеусу подошёл молодой охотник, проводник. Сильными руками разжал его стиснутые зубы и, разрывая щёки, затолкал ему в рот звериную шкурку. Даже без помощи Илмаруса Синеус понял короткое слово, со злобой сказанное охотником:

   — Ешь!

В следующее мгновение нож пронзил сердце воеводы.

Предвидение Рогули сбылось. Синеус, отправившись в весьские леса за смертью для других, нашёл свою.

Олелька зачастил в Ладогу. Ближайшим старейшинам без улыбки говорил:

   — Общее дело робим. Пущай думает, что мы к нему на поклон ездим. От того поклона спинам нашим не тяжко, а Новеграду прибыток...

Старейшины соглашались. Они и сами не прочь были наладить с воеводой Рюриком куплю-продажу: дружине-то много чего надо. Да разве хитреца Олельку на кривой объедешь. Ладно и то, что в долю берёт.

С Вадимом старик своих замыслов не обсуждал. Узнав, что Рюрик вернулся с кривского похода, сказал кратко:

   — Надобно съездить. Пущай приучается глядеть из наших рук. Покобенится, а Новеграду служить будет...

   — Служба службе рознь, — ответил Вадим. — От такой службы все соседи на нас поднимутся.

   — Не новеградцы примучивают, бодричи...

   — А сидят они на нашей земле, — без прежнего почтения ответил Вадим.

Олелька пристально поглядел на сына, но промолчал. В семье начинался разлад. Вадим по-прежнему не хотел заниматься торговыми делами, шатался по торжищу, но прибытку от того не было. Уже и сноху не однажды заставал Олелька в слезах. На его расспросы та отговаривалась пустяками. Видать, нравилось сыну воеводствовать, но Новеграду две дружины не прокормить. Люди давно делом занялись, а Вадим мутит их, бодричами пугает. Надобно поучить, а не до того.

Рюрик и на сей раз принял Олельку почётно: встречать вышел к воротам градским. От пира посаженный едва отговорился. Сели в горнице вдвоём — глаз на глаз.

   — Как же это ты, воевода, с Плесковом промашку дал? — сразу же перешёл к делу Олелька. — Нешто Стемидка за столь короткое время укрепу осилить мог?

   — А зачем мне понапрасну своих воинов губить? — вопросом на вопрос откликнулся Рюрик. — Укрепления в Плескове невелики, и вал ледяной мы преодолели бы. Но он дружину собрал немалую. Плесков взять да без воинов остаться — невелика честь воеводе. Рядом Изборск был, другие селища. Ты сам советовал в них пошарить. Добычи не меньше взяли, и без большой крови. А Плесков от меня не уйдёт...

   — Удивления достойно, как это Стемидка развернулся. Николи раньше такого не бывало. Может, упредил кто?

   — Об этом у тебя спросить надо, старейшина. Мои воины не из болтливых. — Рюрик усмехнулся и закончил мысль: — И с кривскими пока не торговали...

Олелька досадливо обронил:

   — А ладожанам твои воины, воевода, не могли разве проговориться?

   — Могли, конечно, мы тайны из похода не делали. Воин должен знать, куда и зачем идёт. Да ладно, пустое, — беспечно подытожил Рюрик. — Сегодня не взяли, завтра возьмём.

   — Больно прыткий ты, воевода, — осуждающе покивал головой Олелька. — Ты вот брата с малой дружиной в Изборске оставил, не подумал, что Стемидка на спину ему прыгнет да загрызёт...