Варяги - [58]

В просторной горнице наступила тишина. Рюрик ждал ответа, но Олелька не торопился. Ещё не всё сказал бодрич, пусть выговорится.

   — Вы встретили нас, как врагов, словно никакого договора между нами и не было, — не дождавшись ответа, продолжал Рюрик. — Вы отказываетесь платить, не пускаете в Новеград, не даёте припасов. Разве так поступают родственники? — намекнул Рюрик на родство с Гостомыслом.

И опять вопрос остался без ответа. Олелька словно воды в рот набрал.

   — Назад мы не вернёмся. Не для того поднимались всем родом, чтобы бегать из земли в землю. Мы будем жить здесь. Так хотел ваш князь и мой тесть Гостомысл, так хочу я, так пожелала дружина. Лучше вам выполнить условия договора и жить с нами мирно. Завтра вы опять поссоритесь с кривичами или с другими соседями и прибежите ко мне за помощью. Если вы откажетесь от договора, мы подумаем, стоит ли оказывать вам помощь. Я всё сказал, старейшины.

Рюрик выжидательно смотрел на Олельку. Тот сидел в центре старейшин и, пока говорил воевода, накручивал на палец прядь седой бороды. На бодричей не смотрел. Теперь же остро глянул в глаза Рюрику.

   — Мы выслушали тебя, воевода, — начал Олелька, и голос его, по сравнению с Рюриковым, показался Вадиму дребезжаще-старческим. — От приглашения и договора мы не отказываемся. Только условия того договора менять надобно. С кривскими мы сами управились, твоей дружины не дожидаясь. Так что платить не за что, и давай договоримся сразу: новеградцы за ваш приход платить не будут. О том забудьте. Мы позволили вам жить в Ладоге, хотя сами знаете, могли бы и прогнать с нашей земли...

   — Это ещё как сказать! — пылко воскликнул Синеус.

Олелька насмешливо улыбнулся.

   — Ты об этом вот ему скажи, — и ткнул пальцем в сторону сына. — Не от его ли меча бежала ваша дружина от Новеграда?

Рюрик круто повернулся к Синеусу, бросил короткий, жёсткий взгляд. Лицо Синеуса вспыхнуло.

Олелька помолчал — бодричи сидели как каменные, — повёл речь дальше, словно и не заметил детской выходки брата воеводы.

   — Размыслив, новеградцы порешили: ряд надо новый чинить. Ты, воевода, сам сказал, что уходить с нашей земли не собираешься. Добро. Живите. Дружина ваша не слишком велика, большинство воев бессемейные. Мы прокормим вас. Но вы будете служить граду. Только в таком случае мы не токмо кормить вас станем, но и жён дадим, и гривны платить будем.

Ты хочешь быть князем словенским, володеть нами. И сам ты, и воины твои кричат, будто старейшина Блашко именем новеградцев позвал вас на княжение. Того не было. Господином над Новеградом ещё никто не бывал. И князь наш Гостомысл лишь одним из старейшин был. Земля уважала его и слушалась. Даже в дружине он не воеводствовал — то ты сам знаешь. Честь от новеградцев Гостомысл трудами своими получил. Но господином не был. Ныне у нас есть и воевода свой, но мы не отказываемся от слова. Коли пожелаешь стать князем-воеводой Новеграда, согласимся. Но во внутренние дела наши тебе не вступать, суда не чинить, тяжб не разбирать. То дела посаженного и старейшин. Твоё же дело дружину крепить, соседей, ежели потребуется, в страхе держать, но походов без приговора словен не учинять...

   — Об этом мне уже однажды сказал ваш молодой воевода, — не выдержал Рюрик. — Наёмником я не буду. Незачем говорить об этом. Призвали вы меня княжить, и княжить я буду по своей воле, не по вашей...

   — А и не было того, воевода, — прервал его Блашко. — Вспомни, не я ли тебе говорил: одолеешь кривичей, и волен в дальнейшем: назад ли в Аркону возвращаться или у нас на службе оставаться. О каком княжении разговор ведёшь?

   — Пожди, Блашко, не кипятись, — остановил его Олелька и повернулся к Рюрику. — Значит, отказываешься от чести быть князем-воеводой новеградским? Просить дважды не станем. Проживём и без князя. Только пошто тогда мы терпеть тебя будем на земле нашей? Ответствуй, воевода.

Рюрик опустил голову.

   — Молчишь? — спросил Олелька. — А и то учти, воевода, с соседями мы мирно живём. Твой человек недавно в Белоозеро с нашими гостями ходил, видел, чай, что вражды меж нами никакой нет. Так что к тебе за помощью мы обращаться не будем. Не хочешь Новеграду служить, хлебного припасу лишим. Серебра у тебя надолго ли хватит?

   — В чужом сундуке богатства считать — дело купцов, я не купец, — резко ответил Рюрик. — Зря посаженный хвалится миром с весью. С весью не дружить надо, её подчинить следует и заставить тащить сюда меха.

   — Для кого? — спросил старейшина Никодим.

   — Для того, кто подчинит весь, — ответил вместо Рюрика Трувор.

Олелька понимающе переглянулся с Никодимом: воевода Рюрик сам лезет туда, куда они хотели затащить его хитростью.

   — Воевода задумал поход на весь? — прямо спросил Олелька.

   — Или вы не разрешите? Так я у вас на службе не состою, — гордо ответил Рюрик.

   — То так, ты не служишь Новеграду, раз не хочешь заключать с нами ряд. Поэтому мы не можем запрещать тебе... Но не кажется ли воеводе, что мехами сыт не будешь? Хлеба своего весь имеет мало. И куда дружина ваша понесёт те меха?

   — То не твоя забота, посаженный. Меха ещё добыть надо. Они крови стоят. А покупатели найдутся. Хочешь, тебе продадим? — дерзко усмехнулся Трувор.