Варяги - [111]

Шрифт
Интервал

Ежели Олега устрашить — подобру уберётся. Сил собрать поболе, но к Ладоге не ходить. К Олегу мужей добрых отправить для переговоров, а чтобы уверовал в мощь нашу, дружину малую, что тот в градце оставил, вышибить. Боям деваться некуда, к твердыне побегут, воеводе о новеградцах поведают. А тут и наши мужи подоспеют. Олегу волей-неволей придётся согласиться с требованием оставить землю словенскую. На Новеград не полезет, устрашится — на загривке Щука будет висеть. Поклонится миром — пропустим через град, пущай на юг уходит.

Первое дело — рать словенскую собрать. Михолапу помочь в том надобно. Чем помочь? А не препятствовать смердам. Рукодельцам тож послабленье сделать. При случае и самим голос противу Олега возвысить, чтобы градские слышали. Другое дело: к кривским, поспешая, гонцов слать, двух старейшин, чтобы честь по чести. Говорить с ними уважительно, почёт казать, но и своего достоинства не умалить. Пусть известят Олега, что дань давать отказываются и ратиться с ним будут. И в Новеград хоть малую дружину свою пришлют.

Всё вырешили старейшины, разошлись довольные. Пушко отправил челядина к Радомыслу — звать на тайный разговор. Кузнец подивился расторопности старейшин и обещал разыскать Михолапа и поторопить со сбором ратных.

   — А в граде всё готово, посаженный. Выступать можем...

   — Когда выступать — то воевода решать будет, — улыбнувшись, ответил Пушко. — Воеводой же, окромя Михолапа, быть некому. Так и передай ему: пущай в Новеград возвертается. Жду...

Первые ватажки ратных из дальних поселий и селищ начали прибывать к Новеграду, как только зима на весну повернула. Ночами изрядно подмораживало, и далеко окрест разносились скрип подъезжающих дровен и сдержанные голоса мужиков.

Ратников набралось много, уже и размещать их стало некуда. Нарочитые, крепя сердце — как бы не растащили чего, — позволили располагаться на своих подворьях. Рукодельцы подбирались в своих избах без возражений: в тесноте — не в обиде. Радушно делились припасами.

Сила прибыла немалая. Оружия мало кто имел, но увесистой дубиной, секирой, остро отточенной, запасся каждый. Кузнецы работали с утра до ночи. Но Михолап видел: всех ратных мечами вооружить не успеют. К тому же научить смерда мечом владеть — время требуется, и не малое. Его же ратные больше к топору привычны.

Посаженному с лукавой хитринкой сказал:

   — Тесно в граде стало. Сподручнее будет ратных в Рюриковом градце поселить. Как мыслишь?

   — Там же варяги, — деланно удивился Пушко.

   — Какие варяги, десятка четыре воев наберётся, да и те не разбежались ли? Что-то давно никого из них в граде не видно...

   — Так ты хочешь...

   — Пора! — потвердел голосом Михолап.

ЭПИЛОГ


Просторные новоставленые хоромы воеводы новеградского Михолапа смотрят изукрашенными оконцами на Волхов-Мутную. Два года минуло, как хитрознатцы-плотники, посадив наверх крыши затейливо рубленного коня, подступили к воеводе с извечным. «Конь наверх — брагу на стол, хозяин. С хоромами тебя!» Два года. Не впусте стоят хоромы, каждый день толчётся в них народ — к воеводе кому дело не найдётся? — а Михолап всё ещё чует запах свежерубленой сосны. Рукодельцы для своего воеводы постарались на славу.

Каждый вечер, прежде чем отойти ко сну после многотрудного дня, оглянет Михолап тоскливо спальный покой, тяжело вздохнёт. Вспомнит старую, с низким потолком, потемневшую от времени, неухоженную избу, что разорили бодричи-варяги, вспомнит жену-старуху. И изба неказистой была, и старуха частенько бурчала, недовольная, а дышалось вольготней. Нет избы, нет старухи. В ту весну, когда обложил он Олега под Ладогой, померла старуха. На чужих руках, и дочери рядом не оказалось. Молвили люди: легко убралась, не мучилась. А и то — немало выстрадала в последние годы, пока он по лесам да селищам мотался, землю на варягов поднимал.

В новых хоромах дочь Домослава всем заправляет. Внук Олекса по горницам колобком катается. Ладный парнишка растёт, бойкий, не по возрасту смышлёный. Отрада Михолаповой старости. Хоть и знает внук, что дед — преславный воевода, а, разыгравшись, командует им. Дед подчиняется и, если допустит оплошку какую, без оправданий выслушивает упрёки внука:

— Ну что ж ты, дед? А ещё воевода!

Воевода. Второй человек в граде после посаженного старейшины. Почёту, уважения — никогда раньше такого не знавал. Люди каждое слово со вниманием ловят и исполнять не ленятся. На земле словенской мир и покой учинились. Варяги и прочие с Олегом на юг убежали, о них и вестей нету. Сгинули. Насовсем ли? Краем уха прослышал Михолап, что Олег среди полян сел, а прежде чем сесть, какое-то непотребство в их земле учинил.

Чтобы вызнать дело досконально, отправил по весне воевода в земли полян проведчика. Не вернулся ещё тот, не приспело время. До полян путь неблизкий...

Наверное, и вовсе не отправлял бы проведчика, кабы не внук. Заиграется с ним Михолап и нежданно-негаданно на память другой малец падёт — князь Игорь, сын Милославы. Хитростью выманил в последний день пребывания своего на словенской земле воевода Олег сына Рюрика в свою дружину. И мать не заподозрила неладного, а он, Михолап, спохватился слишком поздно. Дружину в погоню слать — старейшины вздыбились. Пересылками требовательными, угрозливыми с Олегом обмениваться — впусте время тратить: не для того ушкуйник князя с собой увёз, чтобы назад с почётом возвернуть.


Рекомендуем почитать
Начала любви

«Екатериною восторгались, как мы восторгаемся артистом, открывающим и вызывающим самим нам дотоле неведомые силы и ощущения; она нравилась потому, что через неё стали нравиться самим себе».В.О. Ключевский «Императрица Екатерина II»Новый роман молодого современного писателя Константина Новикова рассказывает о детских и юношеских годах Ангальт-Цербстской принцессы Софии-Фредерики, будущей российской императрицы Екатерины II.


Заставлю вспомнить Русь...

«Русь верила своему великому князю. Верила, несмотря на его поражение и горе, что он принёс ей. И он, великий князь Игорь, оправдает это доверие. Прежде он ощущал себя только великим киевским князем, теперь своим великим князем его признала вся Русская земля. С этой великой силой никто и ничто не сможет помешать свершению его сокровенных давних планов. Он мечом раздвинет рубежи Руси! Обязательно раздвинет!..»Андрей Серба «Мечом раздвину рубежи!»Роман А. Сербы воссоздаёт времена княжения на Руси великого князя Игоря (912—945)


Солдат

В книге «Солдат», написанной в 1956 году американским генералом М. Риджуэем, в мемуарной форме повествуется о событиях, свидетелем и участником которых был автор в течение своей длительной службы в американской армии.Автор рассказывает о воздушно-десантных операциях англо-американских войск в годы второй мировой войны, о воЙЕ1е в Корее (где Риджуэй, как известно, был главнокомандующим вооруженными силами интервентов), о своей деятельности на посту верховного главнокомандующего вооруженными силами Североатлантического блока, а затем начальника штаба армии США.


Ураган. Последние юнкера

Издательство «Вече» представляет новую серию художественной прозы «Белогвардейский роман», объединившую произведения авторов, которые в подавляющем большинстве принимали участие в Гражданской войне 1917–1922 гг. на стороне Белого движения.В данную книгу вошли произведения двух боевых офицеров, ветеранов знаменитого Ледяного похода Добровольческой армии генерала Корнилова.Роман «Ураган» капитана 2-го ранга Бориса Ильвова повествует о судьбах его современников, сошедшихся в военном противостоянии тех лет.Не менее силен напряженностью сюжета и накалом страстей роман капитана-артиллериста Виктора Ларионова «Последние юнкера», посвященный последнему походу Вооруженных сил Юга России на Москву.


Тайна Магдалины

Мария Магдалина…Ученица и спутница Иисуса?Раскаявшаяся блудница?Автор непризнанного, веками запрещенного официальной церковью Евангелия?Или?..Перед вами — история настоящей Марии из Магдалы. История ее любви и замужеств, связавших эту обычную в общем-то женщину с двумя величайшими мужчинами Иудеи — мужчинами, каждый из которых мечтал и надеялся переделать мир…


Том 2. Русь на переломе. Отрок-властелин. Венчанные затворницы

Среди исторических романистов начала XX века не было имени популярней, чем Лев Жданов. Большинство его книг посвящено малоизвестным страницам истории России. В шеститомное собрание сочинений писателя вошли его лучшие исторические романы — хроники и повести. Почти все не издавались более восьмидесяти лет. Во второй том вошли историческая хроника в двух повестях «Стрельцы у трона» («Русь на переломе», «Отрок — властелин») и историческая повесть — хроника «Венчание затворницы».