«Варяг» не сдается - [78]

Через некоторое время в комнате опять загремел таз и послышался шум льющейся воды. Он понял, что Катя вышла от больного.

– Это малярия. Давайте ему хинин по два порошка три раза в день, – поучала она Еремеева.

– Не запомню, записать бы.

– Я вам все напишу. А когда жар спадет, можно грамм пятьдесят хорошей водки, а лучше спирта. – Катя стряхнула капли с рук и взяла у него рушник. – И скажите тому, кто у вас прячется на кухне, чтобы не курил. Больному нужен чистый воздух.

Катя отдала полотенце Еремееву и посмотрела в сторону кухни. Истомин ухмыльнулся, бросил сигарету в ведро с помоями и отдернул занавеску.

* * *

Они шли по переулку, чавкая грязью и мокрой травой. Дождь стих, и в разрыве ползущих по небу туч блеснул тусклый лунный диск.

– Николай, вы ничего не знаете про Алексея, где он?

– Мы виделись с ним недели четыре назад, служит на «Варяге» механиком.

Наверное, ее ударили обухом, по-другому это не назовешь. Шла, шла – и встала как вкопанная. Стоит – и не может вымолвить ни слова. Перевела дух и, глядя Истомину в глаза, сказала:

– «Варяг»! Но его нет в порту.

– В конце декабря крейсер ушел в Корею для охраны нашего консульства.

– Я тут уже почти месяц и ничего не смогла добиться от чиновников.

– Пора бы привыкнуть, Екатерина Андреевна. Бюрократия и дороги – две основные беды в России.

Мимо них быстрым шагом прошли трое. Один в шляпе и, судя по покрою, в очень дорогом пальто, второй в шинели и японской фуражке, третий в тулупчике. Тот, что был в тулупчике, нес в руке канистру.

– Какие странные типы, вам не кажется? – Катя проводила их взглядом. Тот, что был в пальто, кого-то напоминал ей, но темнота надвигающейся ночи проглотила фигуры, и они растворились так же неожиданно, как и появились.

– Тут полно чудаков, особенно среди гражданских.

Подумал же он совсем другое: трое неизвестных, с канистрой, идущие в сторону бастиона, да еще накануне войны. У Истомина появился профессиональный зуд. Он был обязан проследить за ними. Но он не мог бросить Катю, которую взялся проводить до ее квартиры. Смекалка сработала быстрей, чем сам мозг. Схватив Катю за руку, резко развернул ее на 180 градусов и, подхватив под локоть, поволок в ту сторону, куда ушли эти трое.

– Простите меня за эту грубость, нам туда!

– Но, мне кажется, больница там. – Катя показала на темные воды Восточного бассейна, который остался за спиной.

– Правильно. Но лучше идти здесь. Будет чуть длинней, зато суше, – штабс-капитан говорил скороговоркой, продолжая глазами лихорадочно шарить по насыпи, на которой шуршал гравий.

В свете луны наконец мелькнули три фигуры, медленно ползущие по склону крепостного вала.

– Вы хотите их догнать? – Катя уперлась и выдернула руку. Она не захотела, чтобы ее тащили, как барана.

– Да нет, я просто хотел сделать как лучше.

– Хватит! Я все знаю.

– Что «все»?

Он насторожился, не понимая, что она может знать.

– Я знаю, что будет война. Сегодня, завтра или послезавтра – но она будет. И те трое с канистрой вам не понравились, я не знаю почему, но, скорее всего, из-за канистры. И вы решили пойти за ними. Может, это ваш долг или ваша прямая обязанность, или просто ваша блажь. Я же не знаю, где и кем вы служите. За те полчаса, что прошли с момента нашей встречи, вы ни разу не обмолвились об этом. Но я не хочу, чтобы из меня делали дуру. «Пойдемте, Катя, здесь суше». Здесь ни хрена не суше. – Катя подняла ногу и топнула по луже, в которой они с Истоминым стояли, утопая в ней по щиколотку. – Знаете что? Если вы хотите пойти за ними – идите, я дойду до дома сама.

– Я не могу вас оставить, – с тоской сказал Истомин.

– Они вам нужны? – Катя показала на ползущие по насыпи фигуры.

Истомин кивнул. Она молча взяла его за руку и повела к крепостному валу. Он шел за ней и чувствовал, что теряет контроль над собой. Как бы он хотел, чтобы эта женщина принадлежала ему. Он собрался с силами и, тряхнув головой, отогнал похотливые мысли. На ум пришли строки из Евангелия: «Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем».

– Господи, спаси и сохрани. – Истомин перекрестился.

– Что с вами? Вам страшно?

– Да!

– Вы боитесь войны?

– Нет, Екатерина Андреевна. Я боюсь вас.

– Почему? – Катя смутилась. Это смущение породило очаровательную улыбку и широко раскрытые от удивления глаза.

Истомин не стал скрывать своих чувств и эмоций.

– Вы само совершенство, Екатерина Андреевна, и вы мне нравитесь. Я бы сказал больше: я люблю вас. Но я не могу принести в жертву своего друга.

Катя покраснела и разжала пальцы. Рука Истомина выскользнула. Он сразу почувствовал холодный ветер, сдувающий тепло ее руки со своей ладони.

* * *

Асаки и его слуга с каким-то невероятным исступлением лезли вверх по крепостному валу. То, что он задумал, Асаки мог бы и не делать, это не его роль. Жертвовать собой на пике карьеры было неоправданной глупостью, и почти все отговаривали его от этой затеи. Но он был самурай и его детям и внукам нужна была красивая легенда о том, как Асаки-сан начал войну с русскими.

Последним по склону тащился Слизнев, отстав от японцев метров на десять. Ноги скользили по мокрой траве, и он несколько раз ткнулся пальцами в сырую землю. Больше всего его беспокоил мокрый подол дорогого пальто и грязь под ногтями. В темноте он не видел ее, но чувствовал нутром холеного господина, привыкшего следить за собой.