«Варяг» не сдается - [44]

– А мне кажется, войны не будет! – Кочегарный квартирмейстер Белокопытов потряс обрывком засаленной газеты и стал читать вслух заранее выделенный кусок: – «На обеде у военного губернатора во Владивостоке японский консул, по поручению своего правительства, провозгласил тост за русского Государя. В блестящей речи он наименовал нашего императора апостолом мира». – Белокопытов отложил газету и поднял вверх указательный палец. – Вишь как назвал! Апостол мира! А вы заладили: «Война, война»… Да как же они после этого будут государю нашему в глаза смотреть?

– Через щелочки, – крикнул кто-то, и шутка потонула в гомерическом смехе.

– А по мне хоть горшком назови, лишь бы не стреляли. – Михалыч был в своем амплуа и что думал, то и говорил, не обращая внимания на чины и регалии.

– Я вот письмо из дома получил, – рябой матрос, из электриков, с малоросским выговором, полез в карман и вытащил оттуда листок бумаги, исписанный корявым почерком. – Батя пишет, что в Лавру, в Дальние пещеры, старичок приходил поговеть.

– Ты толком говори, в какую Лавру, – тот самый кочегар, что сомневался насчет убегающих из Кореи японцев, опять встрял в разговор, не давая рябому рассказать, что написал ему батя.

– Ну в нашу, в Киевскую, – электрик стал злиться на докучливого кочегара.

– А ты, Тарас, сам откель будешь?

– Запорожские мы. Отец с Чигирина, а матка с Канева, это сто верст от Киева.

– А до Лавры сколько? – не унимался кочегар.

– Ну так и будет сто верст.

– Откель – от Канева или от Чигирина?

– Может, ты заткнешься? Откель да откель… Дай человеку рассказать.

Народ загалдел, раздосадованный на прилипшего к Тарасу кочегара.

– А я что – я только хотел узнать, где Лавра находится, – оправдывался кочегар, – может, я туда съездить решил и помолиться за вас, дураков.

– Давай, Тарас, балакай, чего там батя пишет, – поддержали запорожца матросы и, заинтригованные, обступили его со всех сторон, заглядывая через плечо и стараясь разобрать каракули.

– Так было ему во сне видение.

– Кому – отцу?

Тарас зыркнул на кочегара, но промолчал.

– Да отвянь ты от человека. Вестимо, что старичку. Отец-то его не говел.

– Чей?

– Да Тараса…

Народ набросился на кочегара, и кто-то в суматохе двинул ему подзатыльник. Кочегар обиделся и демонстративно отвернулся.

– Пойдем покурим. – Я толкнул Малахова в плечо.

Он кивнул, и мы встали из-за стола. Далеко не пошли, стали метрах в пяти, чтобы слышать, что там произошло в Лавре. На крейсере были специально отведенные места для курения. Но сегодня была особенная ночь, и если не попадаться на глаза офицерам, можно было делать все. Стоим, курим и слушаем про видение, что открылось старику в Лавре.

– Стоит спиной к морю Пресвятая Богородица и держит в руках плат с сиреневой каемкой, на котором изображен лик Спасителя. А хитон у Божией Матери синий, а верхнее одеяние – коричневое. Обе стопы ее попирают мечи обнаженные. Испугался во сне старик, а Пресвятая Богородица наклонилась к нему и говорит: «Война вскоре будет, и ждут Россию тяжелые потери и испытания». Вот так-то.

Тарас замолчал, и в трюме повисла гнетущая тишина.

Первым не выдержал Михалыч и потянулся за бутылкой.

– А что монахи-то говорят?

– А я почем знаю. Но батя пишет, что образ Пресвятой Богородицы приказали изготовить и в Порт-Артур отправить. И сбор денег по уездам уже начали.

– Во как! – матросы одобрительно закивали.

– Господь поможет Руси. Не впервой супостат на нас наскакивает.

Мы с Малаховым докурили, бросили окурки в ведро, специально припасенное для такого случая, и сели к столу.

– Отобьемся и в этот раз с Божьей помощью. – Михалыч выдернул газетную затычку и стал разливать водку по стаканам. Разлил, поставил бутылку на пол и взял шкалик. – Давайте, братцы, выпьем за веру нашу.

– Так за веру не пьют, – сказал кто-то из новобранцев робким голосом.

– Что значит «не пьют»? – Михалыч встал, поднимая рюмку над головой. – За победу пьют, за именинника пьют, за покойника – и то пьют. А за веру не пьют? Неправильно это и, наверное, не по-христиански, – сказал и влил в себя содержимое стаканчика.

Глядя на него, мы все поднялись из-за стола и под негромкий возглас: «За веру нашу», – опустошили содержимое своих стаканов.

– А ты, Алеха, в Бога веришь? – ставя пустой стакан на стол, выдохнул Малахов, вновь занюхивая рукавом.

– А почему нет?

– Так я думал, после того, что с тобой приключилось, нет веры в душе. Пустота.

– Не верить в Господа – значит, презреть его, а презреть – значит, стать выше, а стать выше Господа может только глупец. А что до пустоты, то скажу тебе так, Семен: душа есть сосуд, и человек сам наполняет его или благими делами, или тьмой.

* * *

Руднев встретил Новый год, выпил с офицерами шампанского и ушел к себе в каюту. Снял мундир; оставшись в брюках и белой рубашке, расстегнул воротник, засучил рукава и достал из стола шкатулку, в которой держал секретную почту. Покрутил замки и вынул предписание Старка, которое еще раз решил перечитать. Уселся в кресло, включил настольную лампу и поднес к глазам послание, пытаясь понять, что имел виду командующий, когда говорил о нормальных отношениях с Японией. Это распоряжение было получено вечером 27 декабря с предписанием закончить приемку угля и снарядов и идти в порт Чемульпо.