Плишка, нужно отдать ему должное, лишней воли не забирал и на людях выказывал хозяину почтительность и трепет, понимал с полуслова и любое приказание выполнял слета. Зато, оставаясь наедине, хозяин и раб говорили, как равные, и Плишка мог даже попрекнуть Эрика за какую-то оплошность, указать на недогляд. Дерзость, конечно, а что поделаешь? Не мог же Эрик наказывать Плишку – это все равно, что брата своего наказать! Да и советы Плишки бывали зачастую разумны.
Брата, к слову сказать, у Эрика не было, о чем он горько жалел. Брат – опора, вторая твоя душа, помощник в любом деле. Утешением была сестрица Хельга – умница, красавица, белокурая и синеглазая, словно чистых кровей варяжских. Жила она с матерью подальше от суеты городской, почитай что в деревне. Эрик любил ее и баловал, всегда, когда наезжал, привозил дорогие гостинцы – платна, богато расшитые киевскими мастерами, колты с драгоценными самоцветами, искусно вытканные убрусы. Хоть и молода была Хельга, а пора было готовить ей посаг, чтоб было с чем прийти в семью мужа. Мать стара уже, все хозяйство на ее плечах – да и кому еще позаботится о сестре, как не братцу родному?
Два дня назад побывал Эрик у родных – проститься перед дальней дорогой. Ирина запечалилась, но грусти не показала. Сын на княжеской службе, своей воли не имеет. Да и отвыкла уже мать от сына, знала, что живет он своим умом. Страшно, конечно, вдруг сгинет сынок в дальнем, неведомом краю? О том и была ее печаль.
Любезная же сестрица, напротив, нимало не опечалилась – только широко распахнула синие глаза-озера.
– Возьми меня с собой, братка! – вырвалось вдруг у нее – и тут же осеклась Хельга, смутилась. Она и сама понимала, что не место юной девушке в таком суровом походе, среди воев и купцов. Но велика в ней была, как и в брате, жажда нового, невиданного. И не было в ее прекрасных очах страха за брата, который отправляется в такой тягостный путь, а был там интерес, и зависть, и сожаление о том, что ей, женщине, никогда не придется отправиться в дальний путь, в чудесный город, никогда не увидит ничего нового. Так и просидит всю пылкую юность в старом тереме, где всего-то и развлечений, что редкие наезды брата. А выйдет замуж – все будет то же, да еще лишится она нехитрых девичьих радостей...
Мать Эрика и Хельги была женщина нрава сурового. С молодости не отличалась ласковостью да смирением, а после смерти мужа почуяла себя полновластной хозяйкой. Эрик редко чувствовал на себе тяжелый характер матушки, а вот Хельге порой солоно приходилось.
Все это Эрик знал, и потому промолчал, с грустью и любованием поглядев на сестрицу. Теперь, облачаясь в походное платно, припомнил тот разговор и закручинился, но уже о другом – подумал, что станется с матерью и сестрицей, если он, единственная их надежда, не вернется домой, сгинув на трудном пути?
Глубоко вздохнув, прогнал он печальные мысли. У пристани уже толпился народ. Все было готово для дороги. Эрик снова вздохнул, вбирая в себя свежий утренний ветер, и почувствовал в себе такую молодую, ярую силу, что любая мысль о смерти показалась ему сущей нелепицей.
Отыскав глазами лодию Стародума, Эрик направился к ней, сзади, чуть поодаль шествовал Плишка, неимоверно гордый сам собой. Еще бы: он, простой холоп, сопровождает княжьего посланца в далекий город Константинополь, и все эти люди, собравшиеся на берегу, провожают не только купцов, но и его!
Эрик, осторожно ступая, прошел по сходням. Стародум почтительно приветствовал его и указал рукой место, где следовало поместиться ему и его сопровождающему. Плишка прошмыгнул вслед за хозяином и начал устраиваться.
На лодиях начали поднимать якоря, ставить ветрила. Ветер окреп, вздрагивали лодии, готовые сорваться с причала и лететь туда, в ясную даль. Ветрила ползли все выше, наконец лодии тронулись, миновали желтую косу и вышли на неоглядный днепровский простор.
Эрик задумчиво взирал на берега, которые впервые надолго покидал. Стремительно нес Днепр свои прозрачные воды, надулись на лодиях паруса, и летели они, как птицы. Уплывали назад берега с вербами, горами, желтыми песками – любые, родные берега. Что-то ждет его здесь, над быстрым Днепром?
Труден путь по Днепру, опасности подстерегают повсюду. Нужно очень хорошо знать норов этой опасной реки, чтоб провести по ней тяжко груженные лодьи и не потерять при этом ни людей, ни товара. Только мудрый и опытный человек может избавить путешественников от опасности погибнуть на порогах или в топких, болотистых заводях, заплутать в разветвлениях коварной реки.
И такой человек нашелся в вотчинах князя Владимира. Звали его Ворот, и не первый год водил он водные караваны по этому пути. Немолод уже был Ворот, седина посеребрила ему виски, закралась в окладистую бороду. Нравом он отличался суровым, но дело свое знал. Ни один караван, который он вел, не потерпел в пути урона, он знал каждую излучину реки, и, кажется, ослепни он завтра, не оставил бы своего дела. За мастерство прощали ему крутой нрав и угрюмость – да и каким еще быть человеку, который столько раз смотрел в лицо смерти, да еще отвечал за многих людей, плывущих за ним?
