Варварская любовь - [22]

Может, найму девушку, чтобы за ними иногда ухаживала.

Он был стар, так что она его не боялась. И хотя он едва доставал ей до плеча, она чувствовала себя девочкой и так же говорила. Звали его Ливон Уиллис, произносится «Лив-он», сообщил он ей, и за день прогулки с ним по пастбищу она узнала все о его ферме, огромном доме и о его увлечениях – читать, размышлять и совершенствовать себя.

Раньше я хотел иметь, сказал он. Теперь я думаю.

Она так наслаждалась беседой, что не могла дождаться следующего его прихода. Она никогда не рассказывала о нем Барбаре, а он больше не упоминал о покупке лошадей. Он безобидный старик, решила она, добрый и умный, и явно из дальних краев, где человек может с трепетом поглядеть на лошадь, протянуть руку и сказать: я хочу ее погладить.

И только спросив его, как он разбогател, она и в самом деле ненадолго почувствовала себя беззащитной, будто он сейчас признается в криминальном прошлом. Он рассказал о ферме, передаваемой от поколения к поколению, и как годами еле платил налоги, но не смог заставить себя уехать, не зная, куда же ему податься. К пятидесяти годам он уже возненавидел этот бессмысленный труд. Он справился с налогами, превратив большую часть фермы в приманку для туристов. Продал скот и оборудование и стал брать деньги с соседей за использование его владений как свалку строительного мусора. Он сжег все, что мог, в камине, а остатки сдал в утиль. Последние годы он посвятил чтению энциклопедии (всегда собирался, признался он) и книгам по инвестированию, в котором, набравшись терпения, он вскорости попробует себя.

Как-то раз зимой потребовалось разобрать и увезти балки с разрушенной мельницы, основу которой размыла вода, для чего наняли местную компанию по сносу зданий. Предание гласило, что в подвале этой мельницы молодой Джордж Вашингтон устроил себе кабинет, когда осматривал живописный город недалеко от столицы, тоже носящий его имя. Балки отправились в летний дом одного богача в Миддлбурге, но мусор и опилки – все, что столетиями падало с этажа на этаж, – нашло последний приют на земле Ливона. Бригада рабочих очистила мельницу до фундамента и привезла замороженные блоки пыли, щепок, гвоздей и стекла. Ливон не желал входить во владение всем этим мусором, но весной, перекапывая его, нашел первую однодолларовую монету – «Драпированный бюст» чеканки тысяча восемьсот второго года. За неделю он нашел еще несколько монет того же периода. Он купил металлоискатель и нашел монет на сорок долларов, например, стальной цент тысяча девятьсот сорок третьего года или – он мог все их перечислить – золотой со «Свободой» тысяча восемьсот пятьдесят третьего года, серебряный десятицентовик «Меркурий» тысяча девятьсот семнадцатого, «Индейскую голову» тысяча восемьсот семьдесят седьмого года, «Увенчанную голову» тысяча восемьсот тридцать девятого, полуцентовик тысяча восемьсот восьмого и много всяких других. И среди них – дюжину «Драпированных бюстов», отчеканенных в первом десятилетии восемнадцатого столетия, каждый ценой в тысячи долларов. Он полагал, что во время сноса все они выпали из тайников. Ливон изучил цены у нумизматов и постепенно продал монеты коллекционерам. Он вложил деньги на бирже, и вскоре некоторые акции взлетели в цене. Года Ливона были отмерены, и он собирался провести оставшуюся жизнь достойно.

Иза слушала с благоговейным ужасом. И поведала ему, что тоже чувствует себя не такой, как все. Она объяснила, что отец ее – француз, что она никогда не видела матери и что в школе она изгой.

А, заметил он, это все твоя темная французская кровь. Я думал об этом.

Наверное, сказала она, полагая, что это должно означать autre chose, совсем другое – «темная француженка». Она повторила эти слова медленно, испытывая на уместность.

При третьем свидании Ливон нервничал. Он всегда приходил в одно и то же время, и она сообразила, что вокруг больше никого не было. Она рассказывала ему о своем раздражении, чувстве, что попала в ловушку. Она сама удивилась, что использовала это слово. Это тюрьма, а ведь я предназначена для большего, сказала она.

Ливон поколебался и сказал ей то, что было у него на уме. Он откашлялся и протер влажные ресницы. Но голос его звучал по-деловому.

Ты несчастлива, сказал он на старательном английском. Ты хочешь увидеть мир. И пусть это кажется странным. Я тоже одинок и был одинок много лет, и то, что возникло между нами, – моя первая настоящая дружба. Я много думал. Вполне возможно, только потому, что ты молода, я хочу кое-что предложить. Ты хорошо ко мне относишься. И я предлагаю деловой брак, хотя это не совсем так. Я чувствую, что очень сильно тебя люблю, но при этом понимаю, что обязан тебя оттолкнуть. И я очень стар. Так вот, я делаю тебе предложение: я предлагаю тебе выйти за меня. Никаких обязательств. Никаких сексуальных отношений, добавил он, глянув в сторону, словно сомневаясь, что его поймут. Ты можешь путешествовать, поступить в университет. Я все оплачу. Я даже куплю тебе лошадей. Что захочешь. Взамен я получу дружбу до конца моих дней. Согласишься ли ты на это?

Иза чувствовала, как тогда, с Джудом, когда она решила не поступать в университет, что у нее была сила спасти, но только теперь появилась возможность спастись самой. Ливон ей нравился, но не более того. Он был невысокий, худой и одевался как глубокий старик. В петлице он носил шелковую бутоньерку.