Варшавское восстание и бои за Польшу, 1944–1945 гг. - [78]

Вот каким был климат, в котором Янковский и члены подпольного правительства принимали в феврале и марте решения, последние в их деятельности.

* * *

Зимнее наступление Красной Армии приостановило деятельность «подпольного государства», уже изрядно подпорченную разгромом Варшавского восстания.

Но вот фронт передвинулся на запад, практически вся Польша была освобождена от гитлеровских войск, и подпольные деятели стали выглядывать из кустов. В Варшаву, точнее, в ее пригороды, стали возвращаться из Кракова, Пётркова и других городов прятавшиеся там деятели пролондонского подполья.

14 февраля Янковский мажорно радировал в Лондон:

«Прибыл в район Варшавы. Созвал заседание Совета министров (подпольного) и комитета Главного совета Национального единства. Прошу немедленно и постоянно высылать подробную информацию о результатах конференции трех в Ялте».

И опять, как после разгрома восстания, Янковский, Бень, Багинский и прочие оказались в подваршавских поселках: Брвинове, Подкове Лесной, но центр находился в Миланувке — этом, как позднее точно выразился один советский офицер, «маленьком Лондоне». Это местечко совсем недалеко от Варшавы, сразу же за Прушковом, где немцы устроили концлагерь для участников Варшавского восстания и жителей города.

Именно там — в Миланувке — на Грудовской улице находился бар «У актрис», где собирались польские подпольщики самой разнообразной политической окраски. Этот клуб не прекратил своего существования и после прихода советских войск. Понятно, что он стал сразу же активно разрабатываться и советскими, и польскими спецслужбами.

* * *

В это время стали приходить политические новости из Лондона. И первой информацией был подписанный Арцишевским и Березовским протест против решений Ялтинской конференции глав трех держав.

Получив такое сообщение, польские министры-подпольщики устроили свое совещание. В течение четырех дней они обсуждали полученную новость в Подкове Лесной, собрав представителей всех подпольных партий.

Сохранился протокол этих совещаний, насчитывающий несколько десятков страниц. (Он был опубликован в Париже только в 1987 году, в эмигрантском журнале «Исторические тетради». В Польше он известен лишь небольшому количеству историков, до публичной информации это не допускалось — слишком глупо и по-детски выглядели составители этого документа — подпольные польские псевдоправители.)

Но ознакомиться с этим протоколом интересно. Он дает совершенно ясное представление о менталитете и образе мыслей польских политиков того времени. Они словно законсервировали себя в периоде санации, и совершенно не видели того, что производит вокруг них, куда идет страна.

Первым делом, конечно, Янковский зачитал депешу, поступившую из Лондона. Там содержалось предоставление полномочий для представителей страны на ведение переговоров «с представителями Советов, если они об этом попросят».

Комментируя постановления Ялтинской конференции, делегат правительства заявил, что их содержанием «является принятие во внимание люблинского правительства и игнорирование правительства в Лондоне — тем самым взятие под сомнение нашего юридического статуса».

По его мнению, появился принципиальный вопрос выработки отношений к принятым в Ялте решениям: «Нашим решением может быть только признание или непризнание (…) Надо совместно рассмотреть весь спектр вопросов. Нам неизвестны мотивы, по которым правительство не признает решений Крымской конференции».

А у лидера людовцев Багинского был уже готов проект постановления в семи пунктах. И в первом же пункте значилось: «Совет вынужден выразить согласие» на постановления Ялты. И дальше — что на пост премьера Временного правительства национального единства должен быть назначен Миколайчик.

Выступление Янковского и заявление Багинского привели к тому, что обсуждения затянулись на весь первый день заседания. Но решались и практические вопросы.

Пужак первым делом выдвинул предложение о том, чтобы в будущем членам правительства Национального единства выплачивать суточные в размере 75 американских долларов в месяц и одноразово 100 долларов на одежду.

В связи с этим определили бюджет на январь, февраль и март на подобные и прочие расходы в размере 1600 долларов ежемесячно. Деньги у польских подпольщиков были, и они прекрасно понимали, что в данной обстановке пришло время их делить.

Проголосовав за это, все с облегчением завершили первый день заседаний. Самое важное дело в тот день было сделано. Поляки всегда были весьма практичны.

На следующий день делили посты. Пужак решительно требовал включения лондонцев в правительство Национального единства.

Много было разговоров, но внимание всех привлекло выступление Окулицкого, сказавшего: «Сейчас борьба идет за то, будет ли Польша инструментом в советских руках, или этого удастся избегнуть». И добавил, что «в Ялте к Польше отнеслись не как к союзному государству, а как к покоренному». А, развивая свою мысль, заключил: «Следует подумать, как будет выглядеть практически выполнение крымских постановлений, поскольку это может быть очень много, или англосаксонский Пилат умоет руки. Только ознакомившись с выполнением, можно выработать мнение, и именно так я понимаю высказывание согласия подпольной Польши на принятие участия в переговорах с Советами».