Варшавское восстание и бои за Польшу, 1944–1945 гг. - [73]

Аналогично англичанам на польские события реагировали и в США. Еще в Ялте Рузвельт подчеркнул, что «Польша представляет потенциальный источник беспокойства в послевоенной Европе».

Направленный в США еще генералом Сикорским для связи с Объединенным комитетом начальников штабов полковник Л. Миткевич с военной точностью и полной определенностью описал состояние мнений по польскому вопросу в США:

1. Расчеты на быстрое изменение расклада сил и на быстрый вооруженный конфликт между Западом и Советской Россией ошибочны.

2. В этом раскладе международных сил Польша не может рассчитывать на практичную и непосредственную помощь в организации ее жизненных вопросов со стороны Соединенных Штатов и Великобритании.

3. Вместе со всеми народами Средне-Восточной Европы — три Балтийские государства, Румыния, Венгрия, Чехословакия, Австрия, Югославия, Болгария и, скорее всего, Греция — Польша, окажутся в сфере исключительной доминации российских интересов.

4. Следует признать верным, что народы Средне-Восточной Европы под давлением действий советского аппарата вынуждены будут принять очень серьезные изменения общественного строя, чтобы стать похожими до остальной части Советского Союза. Совершенно неизбежно, что в этих переменах примут очень серьезное участие самые крупные в этих странах рабоче-крестьянские массы. Существуют все данные, благоприятствующие революционным движениям в Средне-Восточной Европе, особенно в Польше, Румынии и Венгрии, особенно с точки зрения аграрного вопроса.

Все это было очень верно подмечено и правильно проанализировано.

* * *

Политические предводители уже почти не существующего «подпольного государства» тоже хотели обозначить свое место и роль в новой ситуации, созданной решениями Ялтинской конференции.

28 января 1945 года генерал Татар получил послание генерала Окулицкого:

«…предвижу, что Крайовый Совет министров (подпольный) выйдет из подполья в момент создания в Москве Совета национального единства; также предвижу, что последует давление со стороны Крайовой Рады министров, чтобы я тоже вышел из подполья.

Но я хочу остаться в подполье и бороться за свободную Польшу. Выйду из подполья только после явного приказа. Прошу сообщить оценку ситуации и дать указания».

Окулицкий очень точно определил, что происходит. Лондонцы, находящиеся в Польше, решили выйти из подполья очень быстро.

Радиограмма генерала подействовала. Правительство в Лондоне согласилось с тем, что Окулицкий не должен выходить из подполья. А правительство пусть выходит, но оставит заместителей в конспирации, на всякий случай.

21 февраля Черчилль принял генерала Андерса. До этого — за день — он совещался с Миколайчиком.

Андерс записал по памяти разговор и приводил его в своих мемуарах, довольно, впрочем, сомнительных во всех отношениях.

«Черчилль: Вы недовольны результатами Ялтинской конференции?

Андерс: Мало сказать, что я недоволен. Считаю, что произошло огромное несчастье. Такого решения вопроса польский народ не заслужил, и мы, борющиеся здесь, не могли этого ожидать (…)

Черчилль (очень возбужденно): Вы сами виноваты. Я уже давно уговаривал вас решить вопрос с границами с Советской Россией и передачи ей земель на восток от линии Керзона. Если бы вы меня послушали, все дело выглядело бы сегодня иначе. Мы восточных границ Польши никогда не гарантировали».

Андерс сидел молча, да и что он мог сказать? Его попытка стать политиком не удалась, как и попытка стать полководцем.

* * *

19 марта Кларк и Гарриман представили Молотову совместную ноту, в которой излагалась точка зрения на работу «комиссии трех». Английский посол упоминал среди лиц, намеченных к переговорам в Москве, и Миколайчика, который, несомненно, должен там быть, поскольку в Соединенном Королевстве он считается выдающимся польским демократическим деятелем и его биография свидетельствует, что он желает решения польских проблем в духе «дружбы и союза с Советским Союзом».

Молотов ответил послам 22 марта.

Советский нарком сомневался, что Миколайчика можно причислить к числу демократов и представил собственный сценарий дальнейшей работы: основу нового правительства может составлять только Временное правительство, с его представителями должна состояться первая консультация, и только тогда появится возможность пригласить в Москву тех поляков, которые получат общую поддержку комиссии, и, наконец, в четвертой фазе — возможное приглашение следующих, других польских политиков.

В эти же дни польский дипломат в Вашингтоне Я.Вшелакий в своем письме лондонцу А. Тарновскому так оценивал место польских дел в американской политике:

«В игре больших интересов между государствами польская карта является одной из многих, которые использует американская политика. Не только те или иные границы Польши, но даже независимость ее не являются жизненным американским интересом».

У польского дипломата не было никаких иллюзий. Он не сомневался, что «спекуляция на войне Америки с Россией, которой периодически занимаются лица, наделенные буйной фантазией, является бесплодной».

Это было написано в апреле, уже после смерти Рузвельта.

Сталин давно хотел дать понять — и довольно решительно: в сфере влияния Советского Союза решение по всем важнейшим вопросам будет принимать Москва. И он это сделал — достаточно спокойно, но весьма твердо.