Варей, гончий пес - [3]

«Вопросы-то есть. Например, кто надоумил раскручивать „бородача“?» — подумал Варей, но спрашивать не стал, а лишь коротко ответил:

— Никак нет!

— Ну, хорошо. Иди, трудись! И не тяни, а то крупная рыба вся на дно заляжет, — и как бы невзначай вспомнив, добавил: — Как ты считаешь, что в нашем деле главное?

— Главное — это доверие, — усмехнулся Варей.

— Верно! Сообразительности тебе не занимать, — довольно подтвердил генерал. — А почему? Да потому, что другого выхода нет. Ведь, что ни говори, а чужая душа — потемки. Доверие — это второй цемент в нашей работе… А мы тебе доверяем! — веско закончил он. — Ну, ладно, все! — и опустил голову в разложенные на столе важные документы.

«Мы — это звучит… Но кто ж интересно эти „мы“? — подумал, хмыкнув, Варей и мудро рассудил: — А „мы“ — это значит „они!“» — и мысленно очень многозначительно поднял высоко вверх указательный палец правой руки и немного им потряс.

Засел в своем кабинетике Варей. Снова внимательнейшим образом изучил дело. Какая-то тонкая игра началась после митрохинского дела. Задел он тогда кого-то… Кто подсунул генералу «бородача»? Тут никаких случайностей быть не может… И что это за многозначительные разговоры?.. Начинает постепенно охватывать раздражение Варея. Не привык он быть пешкой в чужой игре. «Спокойно, спокойно, меньше эмоций, — успокаивает себя Варей. — Выигрывает тот, кто располагает большей информацией».

Набирает Варей запрос на компьютере. Выдает база данных результат. Хорошая база, все про всех знает, умная. Тут и дата вступления в комсомол, и размер ботинок, и много другой нужно-ненужной чепухи. А в конце неожиданно крупным шрифтом: «Мы так тебя любим, Варей! Ну, просто… как родного сына!» Открывает от изумления рот Варей. «Не может быть!» Мотает головой, пытается отогнать наваждение. Снова читает, вытаращив глаза. Да, нет, все точно! «Может быть, шуточки Марка?» — предполагает он. А тут как раз и Марк врывается в кабинет, распахнув руки для объятий. Легок на помине.

— Твоя работа? — сурово осведомляется Варей, строго указывая на возмутительный текст.

— Я тут не причем, — смеется Марк. — Недавно установили компьютеры нового поколения. Любят они пошутить над клиентами, имеют такую слабость! Да и программы еще не успели толком отладить.

— Доиграешься ты у меня! — грозит Варей. — Скажи спасибо, что попался тебе такой безудержный либерал, как я! Другой бы врезал тебе за такие штуки!

Складывает Варей аккуратно распечатку в карман, интересуется с напускной серьезностью:

— Над всеми шутят?

— Только над теми, кто понимает, — отвечает Марк.

— Ну, тогда ладно, — милостиво кивает Варей.

Возвращается к себе. «Плюнуть надо на все! С высокой башни!» — решает Варей. Подходит к окну, хочет плюнуть. Но окна не открываются, кондиционеры. И плюет Варей в корзину для бумаг.

Но эффект не тот. И осознает он, что найти бородача — дело чести. Профессиональный долг! «Так любим… как родного сына…» — машинально повторяет Варей и вспоминает своего отца. Тот всю жизнь прослужил в конной милиции и дослужился до приличного чина, до майора. В отставку вышел с хорошей пенсией. Купил в деревне крепкий дом, обзавелся хозяйством. Отец, как полагал Варей, догадывался о некоторой несправедливости судьбы, которая немного поздновато выпустила его на свет божий. Но все же отец успел застать и боевых лошадей, и настоящие служебные конюшни. А не только цирк да ипподром. Где будут маяться те, другие, которые придут позже и которым вообще не повезет. Это вам не сто, двести лет назад… Ну, да чего там говорить!

Отец всегда громко стучал сапогами, когда входил в дом, и звенел шпорами. Работу свою любил и считал общественно значимой. Под старость очень горевал, что в конной милиции произошли большие сокращения. Помнил Варей пышные, желтые от табака усы да выпуклые голубые глаза. Иногда отец приносил с собой седло и шумно клал его у стены длинного коридора их коммунальной квартиры. Соседи каждый раз отворяли двери и высовывали любопытные лица. Когда отец удалялся, Григорий Семенович обязательно говорил с нарочитым уважением:

— Натуральная кожа! Вещь! — и покачивал в умилении головой.

— Конечно, натуральная! Ишь, как воняет! Он скоро портянки будет на кухне сушить! Я вам точно говорю! — непременно откликалась Пелагея Федоровна.

В жизни Варея было три периода отношения к службе отца. В первом, детском, он гордился отцом. Ему нравился исходящий от него лошадиный запах. Иногда отец брал его с собой, усаживал впереди себя на лошадь. Это было верхом блаженства! В школьные годы, особенно в старших классах, Варей стыдился отца. Его тошнило, когда отец за обедом с упоением рассказывал, как они «вытесняли» или «захватывали в кольцо» не в меру разгоряченных после футбольных матчей болельщиков. В школе Варей учился отлично и школьной элитой был признан. В какой-нибудь заурядной профессорской семье своего приятеля-одноклассника он говорил, что его отец — зоолог, специалист по лошадям. И все окружающие безразлично кивали головами: «Зоолог так зоолог. Нам без разницы. Мы либералы и люди самых широких взглядов. Да хоть бы старьевщик или, скажем, конный милиционер. Нам-то что!» В студенческие годы ему было наплевать, кто его отец. Варей унаследовал от него непокорный чуб. Это было досадно, в моде в то время были совершенно другие прически…