Варенье из мухоморов - [2]

– А сообщение? Если без машины добираться, то как?

– Автобус приходит три раза…

– В день?

– В неделю.

Стас решил, что ослышался, наверное, этот человек все-таки хотел сказать три раза в день.

Но хозяин подтвердил:

– Понедельник, среда и пятница.

Стас вышел из дома, чувствуя, что ему нужно осмыслить эту информацию. К тому же в доме почему-то не брала связь. Ничего, так бывает.

Но и на улице лучше не стало. Позвонить домой жене он не мог.

– А как бы мне домой позвонить?

– Вы на елку забирайтесь.

Стас решил, что это какая-то шутка. Но хозяин показал на высокую ель, растущую на поляне перед домом, и повторил:

– На макушке этого дерева лучше всего ловит. Лезьте! Если там не дозвонитесь, значит, нигде не сможете.

Лезть на дерево Стас отказался. Ему хотелось обдумать то, что он увидел.

В деревне не было связи, не было интернета, не было магазина и нормального сообщения, но зато имелась церковь, и не просто церковь, а большой, недавно отреставрированный храм. Этот храм мог вместить в себя несколько сотен человек, и все это в деревне, где с трудом насчитывалось тридцать домов, из которых хозяева жили разве что в половине. Да и то как жили? Наездами. Приехать, собрать грибов и ягод и снова назад к своим городским делам.

Они с женой хотели иначе. Поселиться на ПМЖ. Завести птицу и скотину. Начать с куриц, дойти до коров. Жена говорила что-то про альпийских коз, способных давать по пять литров молока ежедневно.

Он был согласен и на кур, и на коз, и даже на корову. Он любил свою жену так сильно, что готов был ради нее даже приобрести донского скакуна, о котором она тоже поговаривала.

Правда, для дончака места на этом участке было уже маловато, да и травы на окрестных полях не внушали уверенности, что коню тут будет чем питаться. Но не беда, всегда можно отрезать у леса немного земли, распахать и засеять овсом или ячменем. Это же деревня, тут никого такие вещи не смущают.

Пройдя по деревне, Стас невольно отметил, что никто тут особенно не убивается, желая вырастить урожай побольше. Оно и понятно, зачем выплясывать возле чахлой смородины или крыжовника, если всегда можно пойти в лес и спокойно набрать там пару лукошек свежей черники, морошки или даже земляники. А уж про клюкву тут и говорить не приходилось. Вокруг были такие болота, что клюквы тут должно было быть хоть завались.

– Мы на ягодах в свое время машину купили, – подтвердил хозяин, впавший в странную задумчивость. – В одну руку ведро, в другую руку ведро, за спину рюкзак пристроишь, в нем тоже ведро, и топаешь восемь километров. В иной год по пятнадцать килограммов лесной земляники за раз собирали и это семьей из пяти человек – трое взрослых, мой батя, жена и я, а с нами двое пацанов – мои сыновья.

– Значит, этот дом ваше родовое гнездо. Вам не жалко продавать?

– Жалко не жалко, а земля требует присмотра, – со вздохом произнес хозяин. – А я не могу, у меня у тещи дом. Там и пашу.

А вот Стас, напротив, из дома тещи с тестем как раз планировал бежать.

Потом вышли на берег озера. И это окончательно решило все дело.

С озера дул свежий ветерок, который поднимал на озере легкую рябь. На этих волнах качались белые озерные лилии, напоминающие миниатюрные цветы лотоса. Это вам не затрапезные желтые кувшинки, которых всюду навалом.

И лилии буквально покорили Стаса. Он уже видел, как дарит их своей любимой Маринке, каким ярким светом горят ее глаза, когда муж преподносит ей букет этих озерных красавиц.

Хозяин что-то такое почувствовал, потому что спросил с надеждой в голосе:

– Ну что? Нравится?

– Да, все отлично. Цена устраивает.

Они ударили по рукам. Стас старался не думать, как дома отнесутся к его сделке. Не спросив мнения жены, он купил дом в такой глуши, где не было даже радио.

И все равно Стас был уверен: он поступил правильно. Пусть в их новом доме не было многого из благ цивилизации, к которым они привыкли, но зато в непосредственной близости имелся приход с собственным батюшкой. Да еще с таким батюшкой, который жил в этой же деревне.

Стасу это показалось равноценной заменой. Теперь оставалось лишь убедить в этом еще и жену, а самое главное – всю ее родню. А это, как подозревал Стас, будет делом непростым.

Всякое нововведение, исходившее от Стаса, воспринималось родными Марины в лучшем случае с недоверием, а в худшем – с открытой враждебностью.

– Ничего, – старался не падать духом Стас. – Прорвемся! Марину я уговорю, а ее родители… Ну не станут же отец с матерью вязать свою дочь по рукам и ногам, лишь бы не пустить со мной. Поворчат, да и успокоятся.

Так он думал и, как показало время, очень сильно ошибался.

В следующий раз они приехали в Борки уже после заключения сделки.

Стас постарался описать жене все в самых радужных красках, но, кажется, она ему не поверила. Кое-какие детали все же проскочили в словах Стаса, и Марина потребовала, чтобы с ними поехал кто-нибудь из ее семьи, чтобы на месте принять окончательное решение.

– Тебе моего слова недостаточно? – обижался Стас. – Я маме рассказал, она в восторге.

– А мои – нет, и это о многом говорит.

Членов своей семьи Марина считала людьми здравомыслящими, к мнению которых стоило прислушаться, чтобы не попасть впросак. А семью Стаса его жена почти сразу восприняла как неких убогих и обиженных жизнью, над которыми нужно срочно взять шефство.