Вардананк - [70]

Он решил немедленно переменить позицию. Вызвав через телохранителя хозяина караван-сарая, он приказал сейчас же приготовить себе отдельное помещение.

— Не должен же я почивать вместе с этими нечистыми! — сказал он.

Ему тотчас же было отведено более просторное помещение, и туда были перенесены его вещи. Гют и Кодак поняли, чем это вызвано. Они почувствовали обиду и унижение. Кодак вышел посмотреть, как происходит переселение Хосрова, и нашел его сидящим у двери на подушке, принесенной слугами, пока готовили помещение.

— Недоволен нами господин? — не смог сдержать Кодак своей обиды.

Хосров не ответил.

Кодак сгорал от стыда. Он понял, что напрасно поставил себя в унизительное положение да еще в присутствии слуг, — но было поздно. Нужно было найти какой-нибудь достойный путь к отступлению.

Кодак повторил свой вопрос громче.

Хосров злобно повернулся к нему, вскочил с подушки и пнул его ногой.

Кодак еле удержался на ногах.

— Почему ты бьешь меня? — спросил он, растерявшись, и сделал шаг вперед.

Хосров принял это за попытку напасть на него и ударил Кодака еще раз. Кодак упал. Хосров стал топтать его ногами, пока у Кодака не хлынула изо рта кровь. Кодак лежал ничком; задыхаясь, он выплюнул набившуюся в рот землю.

— Плюешь? На кого плюешь, собака и собачий сын?! — рассвирепел Хосров, продолжая с остервенением наносить удары.

Из всех углов караван-сарая высыпали купцы, служащие и воины и стали наблюдать за происходящим. Вначале они глядели с удивлением и даже со страхом, но вскоре, увидев, что избиваемый — иноверец, стали одобрительно смеяться и переговариваться.

Стоя в дверях, с заложенными за спину руками, Вшнасп следил за происходящим. Вышедший из своего покоя Гют на минуту онемел, увидев такое беспримерное унижение. В нем вспыхнуло самолюбие, он шагнул вперед, схватил Хосрова за руку и отбросил его в сторону. Хосров в ярости обернулся к нему, но Гют так на него посмотрел, что тот сразу остыл. Гют повернулся к Вшнаспу, но тот зевнул и пошел к себе в покои.

— Встань! — приказал Гют Кодаку. — Как ты позволяешь себе осквернять свой рот нечистым прахом этой страны?

Хосров злобно повел глазами.

— Это какую страну ты называешь нечистой? — с угрозой придвинулся он к Гюту.

Гют, не отступая ни на шаг, негромко ответил:

— Я готов умереть, но сделай одно движение — и голова слетит у тебя с плеч. Ты ведь знаешь, в какой стране я родился…

— Заткни рот! — крикнул Хосров.

— Это ты заткни рот! — воскликнул Гют, хватаясь за рукоятку меча.

— Убивают! Помогите! — завопил в ужасе Хосров. Вновь показался Вшнасп.

— Что это, вы еще не кончили? — прикрикнул он. Гют крикнул в ответ:

— Вы позорите посла, направленного к царю царей, избиваете людей марзпана! Пусть мой труп останется здесь! Но что, если царь царей потребует сведения, которые я везу ему? Об этом вы подумали?

— Кто ты? — подошел к нему Вшнасп.

— Князь армянский и слуга царя царей! Так вы почитаете ваши законы? Таково ваше гостеприимство? Плкио я на ваши покои, я скорее лягу спать в поле. А тебя я еще увижу при дворе! — погрозил он пальцем Хосрову.

Вшнасп понял, что они перешли границы; он рукой сделал знак Хосрову успокоиться.

— Вам не нравится Армения, но царь царей с ней считается… Я доложу ему обо всем, и вы еще попляшете у меня!

Наступило неловкое молчание. В толпе стали перешептываться. Кодак, не вставая с земли, счищал с себя пыль.

— Плюнь ты на эту землю! — крикнул ему в ярости Гют. — Встань!

Кодак сплюнул, встал и, вытирая лицо ладонью, лишь размазывал кровь и пыль. Это вызвало громкий смех. Кодак пригрозил смеявшимся и вошел в помещение, сопровождаемый Гютом.

— Чем это ты занимаешься здесь? — подошел к Хосрову Вшнасп, награждая его пощечиной. — Существует для тебя закон или нет? Даешь этим собакам повод распустить язык при азарапете? Убирайся!

Хосров съежился и проскользнул к себе. Вшнаеп махнул толпе, та рассеялась.

Войдя в помещение, Кодак, в ответ на расспросы Гюта, рао сказал ему все.

— Напрасно связался ты с этой собакой! — заметил ему Гют. — И кто дал тебе право всюду совать свой нос?

— Я доверенное лицо марзпана! — огрызнулся Кодак.

— Ты, собачий помет! — рявкнул Гют.

Кодак злобно взглянул на него, но затем смирился.

— Ударь и ты, если так! — сказал он, рыдая.

— На тебе! — размахнулся Гют.

— Сделаешь еще лучше, если совсем убьешь! — не унимала Кодак.

Гют потянулся к мечу. Кодак, потеряв голову, потрясал руками в воздухе.

— Горе мне!

— Молчи!

— Не буду молчать! Я не прощу такой обиды! Говорят о персах… Нет, это армянин — перс, армянин!.. Чего ты смотришь? Кончай со мной, убивай!

Гют рассмеялся и, подойдя к Кодаку, положил руку ему на плечо.

— Не превращай меня в перса. Я армянин.

— Ты не армянин, а перс! — зарыдал Кодак. — Не пожалел моей старости…

— Хорошо, хорошо, успокойся! — стал его увещевать, Гют. — Не удержал я руки…

Кодак с охами и стонами пошел к своей постели, лег и укрылся с головой.

— Погоди уж, я им еще покажу! — пригрозил он кому-то, вновь высовывая голову из-под одеяла.

— Оставь похвальбу и спи! Довольно! — приказал Гют, тоже ложась.

Наступило молчание, вскоре нарушенное храпом Гюта. Кодак, привстав, принялся счищать грязь со своих ушибов и растирать помятые бока, одновременно перебирая в памяти все случившееся. Он был человек в такой же мере беспокойный и упорный, сколько выносливый и терпеливый. Но на этот раз он горел как в огне и не мог успокоиться. Его сжигали злоба и бессильная ненависть. Мстительность горца проснулась в нем и не позволяла ждать до утра, когда он смог бы что-нибудь предпринять против Хосрова. Далеко было и до дворца, где он надеялся свести счеты со своим врагом и погубить его.