Вардананк - [238]

— Не отрекаюсь!

— Почему?

— Я стою за народ мой, борюсь за народ мой! И пусть псы едят твоего Азкерта вместе с твоим Васаком.

Артак Рштуни побелел от гнева. Он начал бить Гедеона кулаком по лицу, повторяя при каждом ударе:

— Стоишь?! Стоишь?! Стоишь?!.

— Стою! — глухо и хрипло повторял Гедеон при каждом ударе. — Стою! Стою!..

Он не менял позы, даже не смотрел на потерявшего голову от ярости оскорбителя. Изо рта и поса Гедеона лилась кровь, но он не уступал. Артак начал задыхаться и перестал бить. За дверью слышались рыдания жены и дочерей избиваемого.

Артак Рштуни кликнул дворецкого и велел позвать палача. В ожидании его прихода он снова опустился в свое кресло и с улыбкой рассматривал окровавленное лицо Гедеона; он улыбался как после какой-нибудь забавной шутки…

Вошел палач — скопец с бабьим лицом.

— Проводи сепуха! — распорядился Артак Рштуни. Затем деловито прибавил: — Кстати, украсишь ему заодно руки и ноги!

Палач внимательным и наметанным взглядом окинул Гедеона и затем оглянулся на Артака Рштуни, как бы молчаливо спрашивая что-то. Тот ответил ему утвердительным кивком.

Палач подступил к Гедеону — и вдруг со страшной силой прозвучала оглушительная пощечина. Гедеон содрогнулся, но не отвел лица. Палач повторил удар еще раз и еще раз…

За дверью послышалось рыдание Астхик и молящий возглас:

— Князь!..

Артак Рштуни сделал знак палачу увести Гедеона.

Палач схватил Гедеона за руку и поволок к двери. Дворецкий откинул занавес и смиренно склонился перед нахараром.

Домашние, толпившиеся за дверью, с ужасом отшатнулись, увидев залитого кровью Гедеона и злобно ухмыляющегося палача, который продолжал тащить старика за собой. Но еще ужаснее выглядело смеющееся и одновременно разъяренное лицо Артака Рштуни, освещенное дрожащим светом светильника.

— Господи! Господи!.. — с ужасом воскликнула жена Гедеона.

Остальные молчали, онемев от ужаса. Артак Рштуни направился к выходу. Анаит метнулась за ним. Княгиня Аршалуйс схватила ее за руку.

— Анаит, не делай этого!

— Оставь! — повелительно сказала Анаит и, вырвав руку. догнала Артака.

— Князь! — громко и насюччиво окликнула она.

— Ну?! — угрожающе обернувшись к ней, спросил Артак Рштуни.

— Князь, есть же бог у нас, есть же справедливость!..

Артак Рштуни вернулся назад. Палач остановил Гедеона.

— Князь! — вновь воскликнула Анаит. — Есть ведь бог, есть справедливость!..

Артак Рштуни, не отвечая, смерил ее взглядом с головы до ног, как бы определяя, куда нанести удар, сбил ее с ног и начал топтать. Напрасно пытались домашние оттащить Анаит: он продолжал беспощадно избивать и топтать ее ногами Окровавленная Анаит стонала под ударами, которые все усиливались, но, не умолкая, выкрикивала, все больше повышая голос:

— Не смей!.. Не смей!.. — И еще яростнее, с угрозой: — Не смей!..

Внезапно она умолкла, потеряв сознание. Домашние с плачем кинулись в ноги Артаку Рштуни, моля его прекратить избиение. Он остановился, оглядел всех со злобной улыбкой, взглянул на Анаит и приказал дворецкому:

— Зови помощника палача!

Дворецкий выбежал. Эстер, Астхик и княгиня Аршалуйс на коленях умоляли Артака пощадить Анаит, тщетно стараясь привести ее в сознание. Но нахарар хранил каменное молчание. Вбежал помощник палача и по знаку нахарара уволок бесчувственную Анаит. Сестры и мать с громкими рыданиями выбежали на террасу. Оглянувшись, Артак Рштуни гаркнул на них, чтоб они тотчас же вошли в комнаты, а сам спустился в подземную темницу, куда поволокли Гедеона и Анаит. Захлопнулась маленькая дверь. Женщины с плачем вернулись в зал, но Эстер не плакала. Подняв взор к небесам, она начала вслух молиться. Остальные со слезами внимали ей, опустившись на колени.

Полуночный осенний ветер, жалобно воя, носился по черным холмам. Языки пламени колебались над костром в Арташатском лагере, посылая вверх клубы удушливого дыма.

Саак находился во власти необычного волнения. Аракэл, Сероб, Зарэ, дед Абраам, Оваким, Маркос, Вараж, Ованес-Карапет, Погос да и остальные ополченцы также выглядели взволнованными и раздраженными.

Осень наводила тоску. В лагере собрались землепашцы и люди иных занятий, оставив на произвол судьбы родные места и семьи. Но дело не двигалось вперед. Со всех концов страны поступали тревожные вести. А марзпан продолжал оставаться во главе власти; разнеслись слухи, что он тайно оказывает почести заключенным персам; нахарары заняли безразлично выжидательное положение… Что же должно было последовать за всем этим? По-видимому, ничего доброго…

— Слепнет глаз у меня… — бормотал Саак, — слепнет глаз! Не доведется мне увидеть свободу!.. Э-э, Спарапет говорил: «Нет теперь ни князя, ни простолюдина». Полно, так ли это? Есть они! Есть и князь, есть и простолюдин! Вот двигается Азкерт, чтоб стереть с лица земли страну Армянскую… Вы скажете: как можно стереть страну Армянскую, ведь вот она, страна Армянская! — он ударил кулаком по земле. — Пропитана земля эта потом и кровью наших дедов. Страна Армянская — вот этот народ, вот эта душа! — он кулаком ударил себя в грудь. — Сможет Азкерт уничтожить нашу страну Армянскую? Сможет. Сможет и сотрет… если мы не удержим ее зубами!