Вардананк - [165]

— В добрый час! — прокатилось по отрядам.

Атом выехал вперед. За ним проследовали по порядку группы князей, женщин, воинские отряды и затем крестьяне.

Когда все вышли на равнину, Егишэ громко запел духовную песнь, которая одновременно была и боевой. Воины подхватили припев, — выступление в поход подняло их настроение.

Атом, еле сдерживая плясавшего скакуна, совещался с Хореном и Зохраком. Надо было проникнуть в замок Рштуни и взять там отряд Атом знал своенравный характер нахарара Рштуни и смутно чувствовал, что придется столкнуться с серьезным противником. Он возлагал всю надежду, скорее, на внезапность появления, чем на возможность убедить командиров рштунийского полка.

Спускался туман. Налево поднимала к небу свой исполинский шатер гора Гргур, как бы взлетевшая вверх и окаменевшая в воздухе. Справа высился Сасунский горный хребет, отдельные вершины которого вонзались в облака. Свинцовая Меграгет вилась между камышами, и хмурились темные лесистые горы Рштуника. Туда-то и направлялся Атом, сопровождаемый вооруженными женщинами и крестьянами.

Господа Дестрик ехала молча, погруженная в свои думы. Княиня Шушаник часто поглядывала на Анаит, душевное смятение которой причиняло ей глубокую боль. Шушаник было тяжело думато, что первому чувству молодой девушки суждено погибнуть под тяжелым ударом судьбы. Но она не решалась бередить раны сердца бедной девушки и лишь хотела узнать, как, по мнению Анаит, встретит их ее отец — сепух Гедеон.

— Анаит, ты боишься гнева отца? — тихо спросила Шушаник.

— Нет, княгиня, не боюсь, — отозбалась Анаит грустно, не поднимая глаз.

— Вот и хорошо! Держись перед ним без страха, расскажи ему о сьоем обете. Ведь ты теперь подвижница…

— Знаю, княгиня! — произнесла Анаит, и глаза ее наполнились слезами.

Княгиня Шушаник перевела взгляд на Астхик, которая совершенно не казалась подавленной, наоборот, она была более оживленной, чем оби то, ее прелестное лицо дышало воинственным задором, жаждой подвига. Лишь очень внимательному наблюдателю удалось бы подметить, что в глазах девушки мелькала тоска, а уголки губ опускались в грустной улыбке, когда девушка тайком бросала взгляд на Зохрака. Ее и ргдсчало и одновременно тяготило чувство первой любви. Зохрак качался ей недосягаемым его любовь — невероятной. И вчерашнее смирение перед первыми велениями любви, примирение с лыслью, что Зохрак никогда не узнает о ее чувстве, что она безответно будет прислуживать ему на поле оитвы, — сегодня были вытеснены бурной, страстной и требовательной любовью. Астхик казалось, что она склонилась над рекой любви и беспечно играет с волной; и какой безобидной, нежной выглядела эта волна. Но вот эта волна подхватила ее и несет к стремнине, и Астхик принуждена бороться с разбушевавшейся стихией… Иногда же какая-то тайная надежда и неукротимая жажда жизни переполняли ее такой страстной радостью, что она задыхалась от счастья, чссго даже забывая, куда они сейчас едут и с какой целью.

Группа крестьян следовала позади. Среди них особым весом и уважением пользовались Погос, дед Оган и Хандут. Они ехали молча, с озабоченными лицами.

Анаит часто и почтительно оглядывалась на Хандут, уверенно правившую своим конем — девушку привлекало врожденное достоинство и честность запечатленные на слегка грустном лице Хандут. Анаит впервые встречала подобную женщину.

Астхик, для которой поход был, скорее, каким-то радостным путешествием, с любопытством оглядывала одежду Хандут и следовавших за нею женщин, их непокрытые головы со спускавшимися до пояса косами, их вышитые куртки с разрезными рукавами, туго подпоясанные шерстяными поясами, нитки бус у них на шее. Женщины, как и сама она, были вооружены копьями и умело правили конями. Астхик осматривала короткие кафтаны крестьян, их плащи, укрепленные на плечах длинными перехватами. Во время езды ветер развевал плащи, открывая шею и грудь. Почти все крестьяне были хорошо вооружены, снабжены кинжалами и мечами. Радостно было смотреть и на воинов, на их броню, на блестящие шлемы, мечи и булавы. Внимание Астхик привлек молодой воин с тонким лицом: плотно сжав губы, он ехал молча, точно принимал участие в каком-то торжественном обряде, и высоко держал свою обоюдоострую секиру, чтоб не ранить коня.

Воины были в веселом настроении: они месяцами жили в шатрах или проводили дни в утомительных учениях, а теперь радовались приближению настоящего дела. Молодежь переглядывалась и пересмеивалась. Серьезны и задумчивы были старшие, лучше понимавшие что такое война. Каждый отряд выступал под собственным знаменем: это были знамена нахараров Мамиконяна, Хорхоруни и Гнуни.

Но вот на южном склоне Гргура расплавленным свинцом сверкнуло подернутое рябью Бзнунийское море. Оно дышало неспокойно, точно гневалось на кого-то. Недружелюбно хмурились и Рштунийские горы.

Госпожа Дестрик опасливо поглядывала на Старшую госпожу, на ее застывшее лицо, развевавшиеся пряди волос, похожих на морскую пену. Она боялась, что престарелая женщина не выдержит трудностей гути, простудится и заболеет. Это опасение разделяли с нею все. Но, по-видимому, в Старшей госпоже таится запас сил и возможность огромного душевного напряжения. Она гнала своего скакуна, не проявляя никаких признаков усталости. Она страдала только от душевной тревоги.