Вардананк - [125]

Михрнерсэ нахмурился. Вараздухт почувствовала, что ей удалось заставить его думать о Васаке, но, чтоб замести следи, она стала рассказывать о Варазвагане, о совершенных им насилиях, о его темном прошлом, о его хищениях и корыстолюбии.

— Хорошо, довольно, можешь удалиться, дочь моя! — сказал Михрнерсэ холодно, но с видом человека в чем-то убедившегося.

«Дочь моя!» — это обращение Вараздухт запомнила…

Склонившись перед Михрнерсэ, она уже собралась уходить, когда вошел Вахтанг.

— Что делают нахарары? Вероятно, ты имеешь тайные сведения? — уставился на него Михрнерсэ.

— Они решили принять мученический венец. А казнь… Ты ведь знаешь армян: для них смерти не существует, если они решили идти на подвиг!

— Что говорит Спарапет Вардан?

— Как раз Спарапет Вардан и призывает их к подвижничеству. По моему разумению, государь, следовало бы их судьбу смягчить.

— Завтра же выпускаю на них слонов!.. — негромко, в глубоком раздумье, сказал Михрнерсэ.

— Но ведь Васак и некоторые другие отступились уже, государь!

— Так пусть они заявят об этом… — Михрнерсэ не закончил начатой фразы.

Арамаида и Вахтанг встали. Они оба почувствовали, что ветер подул в другую сторону.

Жизнь заключенных в тюрьме становилась все более и более невыносимой. Сырость, насекомые, тяжелый воздух, унизительное положение и мысли о родине, которой грозит опасность, терзали и подтачивали их силы.

Васак несколько раз обращался к Вардану и остальным князьям, предлагая обсудить положение, поискать какой-либо выход. Но Вардан неизменно заявлял каждый раз, что иного выхода, кроме вероотступничества, нет, — а на этот путь он не станет.

В тот вечер, когда Вараздухт посетила Михрниерсэ, заключенные пережили большую тревогу: главный тюремщик непрерывно сновал взад и вперед, он то останавливался и впивался в них взглядом, то удалялся, не сказав ни слова; так же поступал и его помощник. И вот, воспользовавшись минутой, когда старший тюремщик вышел, помощник задержался, отстал и вновь вернулся к заключенным. Он, очевидно, хотел что-то сообщить им, но опасался быть замеченным.

— Подойди-ка сюда, приятель! — подозвал его Вардан. Тот подошел.

— Что случилось? — спросил Вардан. — Почему вы непрерывно снуете взад и вперед?

— Ничего нет, князь! — отвечал тюремщик, не отводя от него взгляда.

— Уж не казнить ли нас собираются? — не то в шутку, не то серьезно настаивал Вардан.

— Да, князь, завтра собираются выпустить на вас слонов… Повелитель разгневан тем, что вы медлите с отречением.

— Хорошо, можешь идти! — сказал Вардан, покачав головой. — Значит, они все еще надеются…

Помощник вышел было, но сейчас же вернулся.

— Имей снисхождение, князь! — сказал он. — Я хочу сказать тебе еще кое-что. Вы — одновременно и князья и заключенные. Сегодня вы еще живы, а завтра вас растопчут слоны. Что такое отречение?.. Кто полезет к вам в душу узнавать — искренне ваше отречение или притворно? Изъявите покорность и уезжайте к себе на родину молиться вашему богу! Не в первый раз это будет, да и не в последний…

Вардан свирепо сверкнул на тюремщика глазами. Тот попятился и выбежал вон. Все молчали. По всей видимости, были среди присутствовавших и такие, которые разделяли взгляды тюремщика… Васак заметил, какая воцарилась многозначительная тишина, и оценил ее как признак перелома.

Было за полночь, когда помощник тюремщика явился снова. Он осторожно приблизился к Ваану Аматуни и сообщил ему, что пришел князь Арсен с одним персидским вельможей; он поручил сообщить нахарарам, что казнь назначена на завтра. Пусть нахарары спешат с решением…

В темноте тюремщик приблизил губы к уху Аматуни и шепнул ему:

— Во имя любви к Христу, спасите души ваши! Аматуни удивился:

— Кто же ты сам?

— Я христианин… верую и исповедую веру истинную…

— Иди сообщи им, что мы думаем над этим! Тюремщик вышел.

Приближался рассвет. Приближался грозный день. Нужно было спешить… Аматуни сказал:

— Князья, роковой час наступает! Не было бы беды, если бы погибли только мы. Но ведь погибнет и страна… Решим, что делать!

Во тьме совещались также Васак и его сторонники. Жестокая ясность положения давала им возможность действовать более открыто. Гадишо, Гют Вахевуни, Артак Рштуни и Манэч Апахуни говорили друг другу:

— Ночь проходит. Какое же мы вынесем решение? К этой группе подошел и бдэшх Ашуша вместе с князем Ваганом.

— Князья! — заговорил он решительным тоном. — Надо решать!

— Каково же твое решение, государь бдэшх? — спросил Васак.

— Притворное отречение! Ведь все равно, рано или поздно, придется пойти на это. Опасно упускать удобный час…

— Гм… Ты думаешь, это убедит его? — задумался Васак.

— Убедит. Должно убедить!

Ашуша направился к Вардану. За ним потянулись и сторонники Васака.

Отблеск священного огня, горевшего на атрушане в тюремном дворе, проникал к заключенным через узкую щель в стене, выхватывая из тьмы лица собравшихся вокруг Вардана нахараров. Вардан печально улыбнулся Ашуше.

— Ты хочешь предложить мне согласиться на отречение? — негромко спросил он.

— Ты уловил мою мысль, Спарапет, — кивнул Ашуша. — Да, на отречение, но… притворное!

— И ты надеешься на успех?

— Не буду скрывать — сильно надеюсь! Вардан помедлил с ответом.