Вардананк - [122]

Мрачное, сырое и затхлое подземелье поглотило их.

Пол темницы был земляной, грязный, нельзя было и думать о том, чтоб сесть, не говоря уж о гом, чтоб лечь…

В первые минуты нахарары молча и растерянно осматривались кругом, оглядывая стены и ниши. Затем все придвинулись к Вардану и Васаку, как будто ожидая услышать от них ответ на вопрос: что делать дальше?

— Государь Мамиконян! — со сдержанным укором выговорил Васак. — До сих пор мы молча переносили бесчестие и кару… Но до коих же пор?

— До коих пор? — повторил Вардан. — Это известно вам самому.

— Но каков будет конец?

— Конец пусть укажут персы. Возможно, его укажут и некоторые из нас! Но, по крайней мере, для меня лично вопрос ясен.

Васак не ответил. Остальные нахарары молчали. Чувствовалось, что эти двое имеют еще много что сказать друг другу, и все ждали.

— Но необходимо найти путь примирения с царем! — снова заговорил Васак.

— Ищи этот путь! — неприязненно ответил Вардан. — Для меня такого пути нет!..

Возможно, что вспыхнул бы ожесточенный спор, если бы не вошли двое: один высокий дородный человек свирепого вида с жезлом в руке, а другой — худой, длиннобородый, с согбенной спиной. Высоко поднятым над головой светильником второй осветил помещение. Свет, казалось, еще более подчеркивал мрачный и зловещий вид темницы.

Высокий, бывший, по-видимому, начальником тюрьмы, молча и внимательно оглядел заключенных, про себя пересчитал их и, повернувшись, удалился. Сопровождавший его последовал за ним до двери, находившейся довольно далеко. Затем, вернувшись, постоял немного, осматривая стены и пол, и также удалился. Сейчас же вошли четыре тюремных служителя с циновками и разостлали их на полу Помощник тюремщика вошел вновь, взглянул на циновки и прикрикнул на служителей:

— Зачем принесли циновки? Нужно было только паласы!

— Унести циновки? — многозначительно спросил один из служителей.

— Куда уж уносить! Несите паласы и подушки.

Пока служители выполняли его распоряжения, он молча и внимательно разглядывал нахараров. Служители принесли паласы, разложили их на циновках. Один принес и установил в углу большой карас. Помощник тюремщика нагнулся к карасу, понюхал и крикнул на служителя:

— Что это — вода или вино, животное ты этакое? Служитель замер в испуге. Помощник тюремщик приказал:

— Унеси сейчас же и принеси воды!

Служитель немедленно вынес карас и вернулся с другим.

Распорядившись принести хлеба, помощник вышел. Служители принесли хлеб, несколько грубых чаш и мисок и тоже удалились.

— Ну что ж, будем угощаться! — с горечью сказал Вардан, опускаясь на палас.

Артак Мокац уселся рядом. Подошел к ним и Нершапух; Васак, Гадишо и Артак Рштуни сели в стороне. Остальные нахарары, измученные физически и душевно, бессильно опустились на паласы.

Васак ломал себе голову над тем, как бы увидеться с Кодаком: узнать от него, что сделано им до сих пор и чем он может помочь теперь. В суматохе он не сумел повидаться и поговорить с Гютом наедине.

Ему бы хотелось переговорить и с другими нахарарами, но в последние дни — и сегодня особенно — нахарары были во власти тяжелых дум, не располагавших к беседе. Вардану захотелось пить. Артак Мокац вскочил и, взяв чашу, нагнулся над карасом; зачерпнув из него, он сразу же увидел, что в чаше — вино, а не вода, которую приказал принести помощник тюремщика. Вардан взял чашу и заметил:

— Вот странный человек.

— Странный!.. — согласился Артак Мокац.

Обратили внимание на необычные распоряжения тюремщика и остальные нахарары.

Скоро стало темнеть. Мрак объял заключенных. Они молчали, каждый был погружен в свои думы. Лишь Ваан Аматуни читал вслух молитву.

Вошел помощник главного тюремщика со светильником в руке Артак Мокац обратился к нему и потребовал воды. Не ответив ни слова, тот вышел и немедленно вернулся с большим кувшином. Ашушу и Вагана ввели в один из внутренних покоев царской ставки. Распорядитель приемов почтительно пригласил их опуститься на подушки и удалился.

— Ну, раз их отвели в темницу, значит, они проиграли! — со смехом проговорил Ашуша.

Ваган глядел на него с изумлением.

— Да, проиграли! — уже совершенно серьезно повторил Ашуша.

— Нас отделили от армян, — медленно произнес Ваган; серые его глаза пристально глядели на Ашушу. — Но с некой целью?

— Уж во всяком случае не для спасенья нашей души, — отрезал с горечью Ашуша.

— Ты полагаешь, что нас не будут принуждать к отречению?

Ашуша горько улыбнулся.

— А ты полагаешь, что Михрнерсэ поверит нашему отречению или отречению армян?

— Зачем же принуждать?

— Это хитрый маневр Михрнерсэ: он-то знает, что наши народы примут ложное наше отречение за действительное…

В шатер заглянул дворцовый служитель и быстрым движением отдернул занавес. Ашуша узнал вошедшею старца: это был приближенный Михрнерсэ, придворный по имени Врам.

С добродушной усмешкой оглядев князей, он опустился на подушку и знаком предложил князьям занять место рядом с ним.

— Нехорошо получилось! — небрежно промолвил он. — Но армяне сами виноваты. Убедите их, пусть отрекутся, — кончим дело.

— Как можно их убедить, государь, если они решили не отрекаться? — возразил Ваган.