Ванна Архимеда: Краткая мифология науки - [36]
Между наукой, какой она видится общественному мнению и прославляется средствами массовой информации, и наукой, какой она предстает ученым в их повседневной деятельности, расхождение ничуть не меньшее, чем между эпосом и путевым дневником. Неожиданным образом это расхождение увлекает нас в самое сердце бездны, разверзающейся меж двух обрывов, в область, которую ученые якобы отдают на откуп историкам и философам, — в область мифа. Она зажата между колоссальной успешностью науки как предприятия и ее странным отсутствием на культурной сцене.
ается в глаза поразительный успех, вызывающий в простом обывателе противоречивые чувства. Верит ли он в науку? Одна из причин, почему он разделяет эту веру, в том, что он может ощутить реальность науки при посредстве техники. Когда маркиз Д'Арланд и Пилатр де Розье 15 октября 1783 года поднялись на воздушном шаре над Мецем, невидимые газы, о которых говорил Лавуазье, стали осязаемы. Когда атомная бомба 6 августа 1945 года разорвалась над Хиросимой, энергия атомного ядра потрясла умы. От мечты Икара к огню Прометея, связь с невидимым проявилась воочию. Впрочем, что техника подтверждает авторитет науки — постулат настолько хорошо установленный, что организаторы фундаментальных исследований не устают ссылаться на него при каждом затруднении с кредитованием. Вот, например, недавнее воинственное заявление Уолера Масси, директора Национального научного фонда Америки: «Публике говорят, что мы держим первое место в науке, и она хочет знать, почему это не улучшает нашу повседневную жизнь. Единственное, что работает в этой стране, похоже, совсем не приносит дивидендов».
Если публика во что-то верит, она требует непрерывной череды чудес. Но в эпоху, когда каждый год приносит обильный урожай выдающихся открытий, она пресыщается. Теряя чувствительность к добродетелям науки, она видит в ней все больше пороков. Все шире распространяется идея, что наука приносит не меньше зла, чем благ. Наука опережает человеческую мораль по скорости развития — с равнодушным смирением признаем мы перед лицом могущества, превосходящего наше сознание, черного ящика, откуда в очевидно случайном порядке появляются то новое средство от мигрени, то лазерная пушка, то сказочный зверинец, в котором царят боги бесконечно малого — от бозонов до кварков — и боги бесконечно далекого: всепожирающие черные дыры, налившиеся кровью красные гиганты, скрючившиеся белые карлики.
Определенно, обыденная жизнь являет немало свидетельств тому, что акции науки растут. В рекламе белоснежный халат ученого служит пока еще символом спокойной уверенности в силе научной рациональности, причастности объективной истине, наделяющей людей науки способностью провидения. Тревога, опасность? У каждой проблемы свое решение, причем всегда одно и то же: наука решит проблему… если обеспечить достаточные инвестиции. Проблема СПИДа — это проблема денег, утверждали лидеры ACTUP/NY[48] во время демонстраций 1993 ода. Подразумевается: у науки найдутся ответы, вопрос только в деньгах и времени, [47] словно она сводится к стандартному плановому производству, словно существует метод, гарантирующий открытие. Любопытный парадокс: мы больше не надеемся на благоденствие, не основанниое на науке, однако же вполне привыкли к тому, что из черного ящика то и дело выскакивает нечто совершенно неожиданное, в то время как ожидаемое не появляется вовсе.
Но самое удивительное впереди. Обилию открытий и изобретений странно диссонирует, как мы говорили, отсутствие науки на культурной сцене. Симптомом тому служит, например, исчезновение бурных споров, охватывавших некогда ненаучную публику в связи с теорией Ньютона, эволюционизмом Ламарка или Дарвина, теорией относительности Эйнштейна. Крупные потасовки последних десятилетий, запечатленные на обожках журналов, относились исключительно к экономике, этике, догматике или технике. Пронеслась лихорадка по поводу холодного ядерного синтеза как неисчерпаемого источника энергии на фоне эпического полотна, изображающего борьбу Давида-химика с Голиафом термоядерного (горячего) синтеза. Отгремела яростная схватка на предмет наличия памяти у воды (имевшая и своих мучеников, и своих инквизиторов). Справедливо выражалась обеспокоенность генетическими манипуляциями, но это единственный случай, когда общая ссора повлекла за собой выяснение отношений если не по поводу наших представлений о мире, то, по крайней мере, по поводу нашего будущего. Все прочие отражали скорее трения междуучеными и журналистами, но не состояние науки сегодня.
Скажем прямо, задача непростая. Научный язык стал настолько специализированным, что даже в лоне единой дисциплины существуют ответвления и подответвления, представители которых общаются между собой столь же непринужденно, как, к примеру, папуас и индеец племени навахо. Кроме того, прожекторы, направляемые на протяжении доброго полувека физиками, космологами или генетиками, высвечивали в пироде стороны, сбивающие с толку. Так произошло в субатомном мире, где электрон и иные составляющие материи больше не могут быть представлены как объект, локализованный в определенном пространственно-временном объеме, а мыслятся как нечто странное, проявляющееся то как волна, то как частица, не являясь ни тем ни другим. Так случилось в космологии и в физике элементарных частиц, где изучаемые реакции проходят за время в миллиарды раз большее или меньшее, чем допускают пределы нашего воображения. Богатство, как операциональное, так и концептуальное, добытое во всех этих набегах, имеет смысл только для ученых. Им самим приходится пускаться в метафорические игры — настолько сложно исследовать мир, слишком далекий от нашего. Астроном Фред Хойл предлагает историю о том, как жизнь была посеяна на Земле пролетавшими мимо инопланетянами миллиарды лет назад. И Большой взрыв — не последняя из этих метафор, погружающих нас в самый источник мифов. Потому что из всего, что нам говорят ученые, мы не усваиваем почти ничего, кроме образов.
Архитектура – это декорации, в которых разворачивается история человечества. Она чутко откликается на изменения, происходящие в обществе, науке и искусстве. Архитектурный критик Мария Элькина написала книгу, которая за несколько вечеров даст читателю представление об архитектуре от истоков цивилизации до наших дней. Автор делится наблюдениями, расширяя восприятие этой важнейшей сферы, сочетающей в себе функциональность и красоту, социальное и эстетическое, уникальное и безликое. Откуда берутся архитектурные формы? Как конструкции становятся выражением мировоззрения? Чем города отличаются друг от друга, и что делает их особенными? Созданные средневековыми каменщиками причудливые капители, мощные римские своды, мелькающие экраны в токийских кварталах, утопические проекты городов будущего – в первую очередь, зримые отпечатки своего времени. «Архитектура.
Настоящая книга представляет собой интереснейший обзор развития инженерного искусства в истории западной цивилизации от истоков до двадцатого века. Авторы делают акцент на достижения, которые, по их мнению, являются наиболее важными и оказали наибольшее влияние на развитие человеческой цивилизации, приводя великолепные примеры шедевров творческой инженерной мысли. Это висячие сады Вавилона; строительство египетских пирамид и храмов; хитроумные механизмы Архимеда; сложнейшие конструкции трубопроводов и мостов; тоннелей, проложенных в горах и прорытых под водой; каналов; пароходов; локомотивов – словом, все то, что требует обширных технических знаний, опыта и смелости.
Что такое, в сущности, лес, откуда у людей с ним такая тесная связь? Для человека это не просто источник сырья или зеленый фитнес-центр – лес может стать местом духовных исканий, служить исцелению и просвещению. Биолог, эколог и журналист Адриане Лохнер рассматривает лес с культурно-исторической и с научной точек зрения. Вы узнаете, как устроена лесная экосистема, познакомитесь с различными типами леса, характеризующимися по составу видов деревьев и по условиям окружающей среды, а также с видами лесопользования и с некоторыми аспектами охраны лесов. «Когда видишь зеленые вершины холмов, которые волнами катятся до горизонта, вдруг охватывает оптимизм.
Под словом «гриб» мы обыкновенно имеем в виду плодовое тело гриба, хотя оно по сути то же, что яблоко на дереве. Большинство грибов живут тайной – подземной – жизнью, и они составляют «разношерстную» группу организмов, которая поддерживает почти все прочие живые системы. Это ключ к пониманию планеты, на которой мы живем, а также наших чувств, мыслей и поведения. Талантливый молодой биолог Мерлин Шелдрейк переворачивает мир с ног на голову: он приглашает читателя взглянуть на него с позиции дрожжей, псилоцибиновых грибов, грибов-паразитов и паутины мицелия, которая простирается на многие километры под поверхностью земли (что делает грибы самыми большими живыми организмами на планете)
Книга посвящена истории польской диаспоры в Западной Сибири в один из переломных периодов истории страны. Автором проанализированы основные подходы к изучению польской диаспоры в Сибири. Работа представляет собой комплексное исследование истории польской диаспоры в Западной Сибири, основанное на материалах большого числа источников. Исследуются история миграций поляков в Сибирь, состав польской диаспоры и вклад поляков в развитие края. Особое внимание уделено вкладу поляков в развитие предпринимательства.
Что значат для демократии добровольные общественные объединения? Этот вопрос стал предметом оживленных дискуссий после краха государственного социализма и постепенного отказа от западной модели государства всеобщего благосостояния, – дискуссий, сфокусированных вокруг понятия «гражданское общество». Ответ может дать обращение к прошлому, а именно – к «золотому веку» общественных объединений между Просвещением и Первой мировой войной. Политические теоретики от Алексиса де Токвиля до Макса Вебера, равно как и не столь известные практики от Бостона до Санкт-Петербурга, полагали, что общество без добровольных объединений неминуемо скатится к деспотизму.