Ванна Архимеда: Краткая мифология науки - [21]

Таинственную периодичность, открытую Менделеевым, удастся объяснить только через много лет, когда квантовая физика свяжет химическое поведение атомов с количеством электронов, распределенных между различными концентрическими «оболочками» в соответствии с законом (так называемым «правилом октета»), в котором число 8 играет существенную роль. Догадавшись в 1869 году до чего-то, что станет понятным только в 1920-е, Дмитрий Менделеев не мог не прославиться. Но совсем недавно историк науки Бернадетта Бансод-Венсан показала, что он определенно был очень странным пророком.

Открытие радиоактивности Пьером и Марией Кюри, которых Менделеев посетил в 1902 году, вывело его из себя. Он отказывался поверить в существование излучения, о котором ему говорили, и решительно противился идее трансмутации: «его» атомы были вечными, навсегда запертыми в клетках «его» таблицы, они не смогли бы обнаружить столь фантастическое поведение. И тогда он предложил свою теорию радиоактивности, столь же хитроумную, сколь бредовую, предполагавшую участие эфира (гипотетической невесомой жидкости, которую Эйнштейн несколькими годами позже навсегда отправил в утиль), притягиваемого тяжелыми атомами. И чтобы спасти свою таблицу от радиоактивной опасности, Менделеев включил в нее и эфир, поместив его в колонку с инертными газами, поскольку он не участвует ни в каких химических реакциях, но без массы, поскольку он невесом, а это, как ни крути, весьма смущает.

Подобную великолепную чушь обычно списывают на счет угасания великого ума, и она не остается в истории. Но как бы это ни расстраивало пророка от химии, законы природы по меньшей мере так же сложны, как законы грамматики. Изотопы («то же место» по-гречески), радиоактивны они или нет, объявились, чтобы занять те же ячейки таблицы Менделеева, что и стабильные атомы, вопреки воле ее создателя, который в них видел невозможное несовершенство природной грамматики. Отсюда следует, что можно быть одновременно пророком и ретроградом, и Менделеев, хотя действительно послужил проводником гениальной интуиции, был тем не менее ученым с ограниченным позитивистским мышлением. Но на этом нам лучше остановиться: смесь гениальности и упрямства, предвидения и ограниченности в конце концов покажет — бросая тень и на саму таблицу, — что великие ученые такие же люди, как и все остальные, и что досадная ловушка, в которую попал Менделеев, подстерегает любого классификатора. Когда Вселенная помещается в таблицу, хорошо, если все найдет в ней свое место.

Любимая женщина Альфреда Нобеля

Нобелевская премия, немыслимым счастьем обрушивающаяся на нескольких избранников каждую осень и сопровождаемая сложнейшей церемонией внесения их имен в вечные скрижали знания, — уже сама по себе миф. Какой исследователь. даже самый скромный, не мечтает о ней — эдаком маршальском жезле, получаемом из рук шведского короля в Большом концертном зале Стокгольма вместе с правом на по меньшей мере пять публичных выступлений и чеком на сумму около миллиона долларов?[25] Премированного специалиста по физике элементарных частиц или генетике вирусов пред камерами всех ведущих телекомпаний мира будут спрашивать, что он думает об эволюции общества, о долгах стран третьего мира или о судьбе демократии… если он еще не потерял голову от избытка чувств. Как и астронавтов, так никогда и не оправившихся после прогулок по Луне, или обладателей крупных выигрышей в лото, неспособных свыкнуться с мыслью о внезапной удаче, так и избранников Нобелевского комитета на вершине их научной славы случается увидеть погруженными в трансцендентальную медитацию.

Главное отличие Нобелевской премии от всех прочих в том, что она наиболее щедро дотируема. В самом начале ее существования, в 1901 году, предполагалось, что она составит примерно 200 тысяч франков, но благодаря умелым действиям управляющих Нобелевским фондом премия достигла своего нынешнего уровня. Далее, неподкупность жюри, связываемая также с политической нейтральностью Швеции, считается — справедливо или нет — вне подозрений. Наконец, ежегодное избрание чемпионов мысли замечательно тем, что уже само по себе служит свидетельством безостановочного прогресса в познании и магическим образом соединяет два понятия, бычно несовместимые: исследовательский труд и деньги. Не случайно с момента своего возникновения Нобелевские премии вызывали повышенный интерес к себе со стороны прессы, особенно во Франции — стране Почетного легиона и школьных наград для отличников.

Если же говорить о двойственности, без которой не смог бы существовать никакой миф, то здесь она особенно отчетлива: Альфред Нобель на протяжении некоторого времени имел репутацию безумца (особенно когда в 1864 году взорвался его шведский завод), а потом стал отшельником, пацифистом и гуманистом. В основном именно «динамитные» деньги идут в награду тем, кто потрудился, по словам завещания, «ради наивысшего блага человечества». То, что на Нобелевскую премию мира идут проценты с прибылей транснационального концерна, специализирующегося на торговле оружием. сегодня кажется удивительным, однако прекрасно укладывается в рамки философии прогресса времен