Ванна Архимеда - [92]

Только Вы одна и Ваши сочлененья

Не имеют пошлого предназначенья.

Ваши ногти не для поднимания иголок,

Пальчики — не для ощупыванья блох,

Чашечки коленные — не для коленок,

А коленки вовсе не для ног.

Недоступное для грохота, шипения и стуков,

Ваше ухо создано для усвоенья высших звуков.

Вы тычинок лишены, и тем не менее

Все же Вы — великолепное растение.

И когда я в ручке Вашей вижу ножик или вилку,

У меня мурашки пробегают по затылку.

И боюсь я, что от их неосторожного прикосновения

Страшное произойдет сосудов поранение.

Если же в гостиной Вашей, разливая чай,

Лида, Вы мне улыбнетесь невзначай, —

Я тогда в порыве страсти и смущения

Покрываю поцелуями печение,

И, дрожа от радости, я кричу Вам сам не свой:

— Ура, виват, Лидочка, Ваше превосходительство мой!

1932?

Чревоугодие (Баллада)

Однажды, однажды

Я вас увидал.

Увидевши дважды,

Я вас обнимал.

А в сотую встречу

Утратил я пыл.

Тогда откровенно

Я вам заявил:

— Без хлеба и масла

Любить я не мог.

Чтоб страсть не погасла,

Пеките пирог!

Смотрите, как вяну

Я день ото дня.

Татьяна, Татьяна,

Кормите меня.

Поите, кормите

Отборной едой,

Пельмени варите,

Горох с ветчиной.

От мяса и кваса

Исполнен огня,

Любить буду нежно,

Красиво, прилежно…

Кормите меня!

Татьяна выходит,

На кухню идет,

Котлету находит

И мне подает.

…Исполнилось тело

Желаний и сил,

И черное дело

Я вновь совершил.

И снова котлета.

Я снова любил.

И так до рассвета

Себя я губил.

Заря занималась,

Когда я уснул.

Под окнами пьяный

Кричал: караул!

Лежал я в постели

Три ночи, три дня,

И кости хрустели

Во сне у меня.

Но вот я проснулся,

Слегка застонал.

И вдруг ужаснулся,

И вдруг задрожал.

Я ногу хватаю —

Нога не бежит,

Я сердце сжимаю —

Оно не стучит.

…Тут я помираю.

Зарытый, забытый,

В земле я лежу,

Попоной покрытый,

От страха дрожу.

Дрожу оттого я,

Что начал я гнить,

Но хочется вдвое

Мне кушать и пить.

Я пищи желаю,

Желаю котлет.

Красивого чаю,

Красивых конфет.

Любви мне не надо,

Не надо страстей,

Хочу лимонаду,

Хочу овощей!

Но нет мне ответа —

Скрипит лишь доска,

И в сердце поэта

Вползает тоска.

Но сердце застынет,

Увы, навсегда,

И желтая хлынет

Оттуда вода,

И мир повернется

Другой стороной,

И в тело вопьется

Червяк гробовой.

Октябрь 1932

Послание (На заболевание раком желудка)

Клесе

Вчера представлял я собою роскошный сосуд,

А нынче сосут мое сердце, пиявки сосут.

В сосуде моем вместо сельтерской — яд,

Разрушен желудок, суставы скрипят…

Тот скрип нам известен под именем Страсть!

К хорошеньким мышцам твоим разреши мне припасть.

Быть может, желудок поэта опять расцветет,

Быть может, в сосуде появится мед.

Но мышцы своей мне красотка, увы, не дает, —

И снова в сосуде отсутствует мед.

И снова я весь погружаюсь во мрак…

Один лишь мерцает желудок-пошляк.

1932

Послание, одобряющее стрижку волос

Если птичке хвост отрезать —

Она только запоет.

Если сердце перерезать —

Обязательно умрет!

Ты не птичка, но твой локон —

Это тот же птичий хвост:

Он составлен из волокон,

Из пружинок и волос.

Наподобие петрушки

Разукрашен твой овал,

Покрывает всю макушку

Волокнистый матерьял.

А на самом на затылке

Светлый высыпал пушок.

Он хорошенькие жилки

Покрывает на вершок.

О, зови, зови скорее

Парикмахера Матвея!

Пусть означенный Матвей

На тебя прольет елей[37].

Пусть ножи его стальные

И машинки застучат

И с твоей роскошной выи

Пух нежнейший удалят.

Где же птичка, где же локон,

Где чудесный птичий хвост,

Где волос мохнатый кокон,

Где пшеница, где овес?

Где растительные злаки,

Обрамлявшие твой лоб,

Где волокна-забияки,

Где петрушка, где укроп?

Эти пышные придатки,

Что сверкали час назад,

В живописном беспорядке

На полу теперь лежат.

И дрожит Матвей прекрасный,

Укротитель шевелюры,

Обнажив твой лоб атласный

И ушей архитектуру.

1932

Послание («Блестит вода холодная в бутылке»)

Ольге Михайловне

Блестит вода холодная в бутылке,

Во мне поползновения блестят.

И если я — судак, то ты подобна вилке,

При помощи которой судака едят.

Я страстию опутан, как катушка,

Я быстро вяну, сам не свой,

При появлении твоем дрожу, как стружка…

Но ты отрицательно качаешь головой.

Смешна тебе любви и страсти позолота —

Тебя влечет научная работа.

Я вижу, как глаза твои над книгами нависли.

Я слышу шум. То знания твои шумят!

В хорошенькой головке шевелятся мысли,

Под волосами пышными они кишмя кишат.

Так в роще куст стоит, наполненный движеньем.

В нем чижик водку пьет, забывши стыд.

В нем бабочка, закрыв глаза, поет в самозабвеньи,

И все стремится и летит.

И я хотел бы стать таким навек,

Но я не куст, а человек.

На голове моей орлы гнезда не вили,

Кукушка не предсказывала лет.

Люби меня, как все любили,

За то, что гений я, а не клеврет!

Я верю: к шалостям твой организм вернется

Бери меня, красавица, я — твой!

В груди твоей пусть сердце повернется

Ко мне своею лучшей стороной.

1932

Шуре Любарской

Верный раб твоих велений,

Я влюблен в твои колени

И в другие части ног —

От бедра и до сапог.

Хороши твои лодыжки,

И ступни, и шенкеля,

Твои ножки — шалунишки,

Твои пятки — штемпеля.

Если их намазать сажей

И потом к ним приложить

Небольшой листок бумажный —

Можно оттиск получить.

Буду эту я бумажку

Регулярно целовать

И, как белую ромашку,

Буду к сердцу прижимать!

Я пойду туда, где роза

Среди дудочек растет,

Где из пестиков глюкоза

В виде нектара течет.

Эта роза — Ваше ухо:

Так же свернуто оно,