Ван Гог - [50]

Нужен неустанный труд, чтобы достичь подобного результата, чтобы суметь «рассказать» пейзаж в пляске штрихов, ложащихся на холст то плотно один к другому, то на расстоянии, штрихов длинных и коротких, изогнутых, вертикальных, горизонтальных. Это способ написать мотив, сохранив в нём только основу. «В рисунке примерно то же, что и в умении писать. Ребёнок, когда его обучают грамоте, вначале думает, что ему этого ни за что не осилить. Ему кажется каким-то чудом скорость, с которой пишет его школьный учитель. И всё же со временем он научится писать» (40).

Что касается самого Винсента, то он отделил себя, по крайней мере в то время, от гаагской школы, которой до того в той или иной мере следовал. Его цель, вплоть до смерти отца и в течение всего периода, названного «голландским», была нравственной, прямо соответствовавшей его незадавшейся карьере пастора и проповедника. Он дважды высказался по этому поводу. Объясняя рисунок землекопа, согнувшегося от усилия, он писал: «Я нашёл слова, которые вызывает в памяти его фигура: “В поте лица твоего будешь добывать хлеб твой”» (41). В другой раз он вернулся к этой же мысли: «Я предпочитаю смотреть на землекопов и нахожу, что погода лучше за пределами рая, я имею в виду – там, где больше приходится исполнять суровое правило: “В поте лица твоего будешь добывать хлеб твой”» (42).

Период, который известен как «голландский», назван так, на наш взгляд, неудачно, поскольку в действительности связан не с местом, а со временем. Это время до смерти пастора Теодоруса. Написанные Винсентом в те годы картины, такие тёмные, так контрастирующие с произведениями, созданными в Провансе, суть продукт времени, а не места. Эти люди с сумрачными лицами, выкапывающие из земли клубни картофеля, которые во время позирования живописцу словно выходили из какого-то проклятия и которые жили, казалось, в вечных сумерках или где-нибудь в закоулке угольной шахты, – что они могли выразить, кроме тоски и покаяния Винсента? Трагическую боль, как он говорил. Разве над Голландией никогда не сияло солнце? Живописец Винсент словно не замечал его. Смерть пастора даёт ключ к загадке этой мрачности. Когда образ отца уйдёт в небытие, палитра станет светлее.

Дренте

Поздним вечером 11 сентября 1883 года Винсент приехал в Хогевен в округе Дренте на северо-востоке Голландии у германской границы. Там он пробыл до 5 декабря, меньше трёх месяцев. Этот район был одним из самых изолированных в стране, и Винсент там не задержался. До нас дошло всего три десятка его этюдов, среди них два рисунка в письмах к Тео, а также две акварели и шесть холстов, исполненных в Дренте. Для такого неистового труженика это мало.

То было время подведения итогов его неудачного опыта семейной жизни и всего, что осталось в прошлом. Его письма из Дренте подробны, изобилуют точными наблюдениями и увлекательными описаниями местных ландшафтов. Материалов для работы у него с собой было немного, жил он на постоялых дворах. Деньги, которые он получал от Тео, уходили в основном на уплату долгов, сделанных в Гааге. Поэтому он не мог ни питаться как следует, ни покупать дорогих красок в тюбиках, чтобы писать маслом. «Ломоть деревенского хлеба и чашка кофе – вот и всё, чем я подкрепился в маленькой гостинице…» (1) И это – на весь день.

После времени, проведённого в постоянном общении с женщиной, с которой он, наперекор всем её хулителям, худо-бедно прожил целый год, после физической близости, которая была ему так нужна, он тяжело переносил разлуку. Вернувшееся из прошлого одиночество стало особенно болезненным оттого, что рядом не было детей, особенно «мальчугана». «Тео, когда я смотрю на бедную женщину, идущую через кустарник с ребёнком на руках и прижимающую его к груди, я не могу сдержать слёз. Я узнаю её в этой женщине, тем более что вижу ту же беззащитность» (2). Первые письма из Дренте показывают смятение и отчаяние Винсента от этого глубокого одиночества. «Вот куда я клоню: я больше не могу мириться с этой разлукой…» (3)

Но Тео и всё семейство вздохнули с облегчением. Пастор Теодорус послал немного денег Винсенту, с которым у него наметилось некоторое примирение. Все были довольны, что он не только расстался с Син, но и находится далеко от неё… Пастор был уверен, что Син вновь занялась проституцией, и по-прежнему отзывался о ней крайне резко. Дескать, Винсент не напрасно её покинул, хотя ему и нелегко было это сделать.

Поначалу неприветливая, суровая, не лишённая величия местность гармонировала с меланхолическим настроением Винсента. Тёмная страна торфяных болот, кустарников и каналов, страна под бескрайним небом с редким населением, жившим в землянках с крышами, края которых почти касались земли, производила сильное впечатление, но холода и сократившийся с приближением зимы световой день вскоре лишили Винсента возможности рисовать и писать вне помещения. «Чёрная, плоская, обширная, бескрайняя земля; голое небо такого изысканного цвета белой сирени… Земля от этого кажется ещё чернее, совсем как сажа ‹…› и повсюду печальный кустарник и вечно гниющий торф» (4). В этой бесконечности животные и люди похожи на блох, заметил Винсент, наблюдая похоронную процессию, двигавшуюся на лодках по каналам. Внутри тамошних жилищ было «тёмно, как в пещере» и не было «перегородок, отделяющих стойло от жилого помещения». Скот и люди жили словно в каких-то неолитических хижинах, под одной крышей.