Вампиры в Москве - [8]

Первый стакан дался Вите очень тяжело, а первый глоток просто пробкой застрял в горле и никак не желал проваливаться внутрь. Но вот ведь деликатность — никто и не насмехался над такой необычной проблемой (обычная же деревенская проблема состоит в том, что проваливаться нечему). Призывника активно и громко подбадривали, кто как умел, тот так и подбадривал:

— Тяжело в ученье, легко в бою.

— Мужик ты или баба?!

— Пей до дна, жизнь одна.

Из соседнего села специально притащили разудалого пожилого баяниста — под музыку легче пьется. Любой собиратель фольклора основательно прибалдел бы от такого количество песен и частушек на эту пикантную тему, которые исполнил хмельной мужик. Послушать его, так создается ощущение, что вся деревня от печки до пашни — один большой сексодром, где только этим и занимаются. Но мы то знаем, чем там занимаются, какая жидкость льется. Хотя, говорят, была история — открыли в какой-то деревне бордель. Но это наверняка по пьяни!

То ли под музыку, то ли под шуточки-прибауточки, то ли под домашнюю грудинку с соленьями, но дальнейшее поглощение пьяной жидкости протекало уже легче, а еще дальше — да как по маслу. По утрам, правда, голова побаливала, но грамотный рассол умело снимал похмелье и к обеду Витя снова выглядел, как свежий огурец. Снова был готов к потреблению.

Три дня пролетели, пролетели еще несколько. Конечно, двухнедельный рекорд, установленный несколько лет назад Колькой, перекрыть не удалось, но и жалким минимумом новобранец не обошелся и не отделался. Впрочем, хоть и рекордсмен этот Колька, а нечего ему завидовать, абсолютно нечего.

За время проводов, материально стимулируемой своим бывшим кормильцем (благо мамаша расщедрилась), пес Проглот успел сдохнуть, то ли от старости, то ли от вредности. Таким образом, он подло избежал назревавшей БОЛЬШОЙ ОХОТЫ и не дал возможности реализовать ВЕЛИКУЮ ПОСТАНОВКУ. Вот собака! Его худосочный труп с выпирающими сквозь кожу острыми ребрами подчистую слопали крысы, заскелетировали, так сказать, тем самым несколько восстановив взаимную справедливость. Впрочем, размышляй Витя столь замысловатыми категориями, он бы назвал эту справедливость дерьмовой.

ПОЧЕМУ НЕ НАДО ЗАВИДОВАТЬ КОЛЬКЕ

Не завидуй Крезу.

Его уже давно нет.

А мы все еще жуем

вчерашние бублики.

После службы в Советской Армии мало кто из односельчан (однодеревчан) надолго возвращался в Пеньки — некоторые женились на городских девках, другие оперативно садились на казенные харчи, остальные просто терялись на бескрайних просторах родины. Иногда кое-кто из них наезжал в места счастливого детства на недельку или даже целое лето, любопытствуя, ностальгируя или на похороны родственников, но в итоге отправлялись восвояси. Ловить-то в Пеньках нечего, разве что карасей.

Жизнь скупо делилась с Пеньками не только товарами ширпотреба и продуктами питания, но и событиями. Впрочем, за последнее время в памяти обитателей отпечатался один по-настоящему забавный случай.

Пару лет с хвостиком назад объявился в деревне Колька, дезертировавший из стройбата. Упал, как снег на голову в летний день, при бабках, с кассетным магнитофоном Восток и в обалденном штатском прикиде — модном клетчатом пиджаке с двумя бортами и четырьмя золотыми пуговицами на каждом манжете. Да, конечно, и в остроконечных зеленых ботинках Salamander, правда, на босу ногу. В большой спортивной сумке Nike через плечо базировалась целая батарея заграничной хавки — португальский портвешок, армянский коньячок, несколько бутылок болгарского винища.

Три дня Колька безоглядно пьянствовал в тесном кругу своего младшего братца, Витьки и еще всех желающих, которых хоть пруд пруди на халяву. Пьянствовал, как в последний раз. На четвертый день он признался, что убегая с мирной и трудовой передовой, пришил одного пижона-богатея, у которого и поживился шмотками. Пиджак, говорит, очень понравился, с детства о таком мечтал, в киношке на Джеймсе Бонде видел. Да и ботиночки лакированные — высший класс, супер-мупер! Жмут, правда, слегонца, но это не беда, если без носок носить, то самое оно. Перстень с брюлликом еще хотел с пальца стянуть, да больно плотно сидел, зараза. Собирался уже отрезать, да прохожие спугнули. Вот так, ничего не скрывая, во всем и признался.

На пятый день Колька повесился. Отправился за водой к колодцу, дабы самовар водичкой заправить, и повесился прямо на ржавой перекладине. Непонятно ловким образом, будто всю жизнь тренировался, затянул на шее стальную цепочку, на которой висело ведро, и… привет родителям! Привет и прокурорам — военному и гражданскому. Здравствуй, небесный суд.

На место события сбежались абсолютно все. Даже старая-престарая бабка Нюра, дремучая и полуслепая, которая из дому-то уже два года не выползала, а все сидела на колченогом стуле, прилипнув бородавчатым носом к грязному стеклу, клеенному-переклеенному газетами и изоляционной лентой (и чего там высматривать — жалких и нахохлившихся воробьев, что ли?!), как прослышала о самоубийстве, так заволновалась, словно невинная девушка перед первым свиданием. Заволновалась и принялась тормошить сынка, только что пропустившего по первой: