Вампирские хроники: Интервью с вампиром. Вампир Лестат. Царица Проклятых - [559]

Они с Джессикой и Габриэль побывали в Сан-Франциско, прошлись мимо весело освещенных домов, по узким чистым тротуарам, там, где живут люди, сказала она. Как свежо звучала ее речь, ей не приходилось делать усилия, чтобы говорить на современный манер, – это была уже совсем не та принадлежащая вечности женщина, которую я впервые увидел в комнате на вершине горы.

И почему я опять один, спросила она, почему сижу у ручья, текущего сквозь чащобу? Почему бы мне не поговорить с остальными, хоть немного? Знаю ли я, как они осторожны, как хотят меня защитить?

Они до сих пор задают мне эти вопросы.

Даже Габриэль, которая редко берет на себя труд задать вопрос и никогда не говорит слишком много. Они хотят знать, когда я приду в себя, когда я поговорю о том, что произошло, когда я перестану писать ночи напролет.

Маарет сказала, что мы в ближайшее время увидимся. Может быть, весной нам стоит приехать к ней в Бирму. Или же она как-нибудь вечером нанесет нам нежданный визит. Но суть в том, что нам больше нельзя уединяться, у нас есть способы связаться друг с другом, куда бы мы ни забрели.

Да, хотя бы в этом жизненно важном вопросе разногласий не возникло. Не спорила даже Габриэль, одиночка и скиталица.

Никто больше не хотел затеряться во времени.

А Мекаре? Увидим ли мы ее снова? Сядет ли она с нами за стол? Заговорит ли на языке жестов и знаков?

С той ужасной ночи я видел ее всего лишь раз. Это вышло совершенно неожиданно – в мягком фиолетовом предрассветном свете я выходил из леса, возвращаясь в дом.

По земле полз туман, рассеиваясь у папоротников и разбросанных то здесь, то там зимних диких цветов и бледным свечением поднимаясь по гигантским деревьям.

Из тумана показались близнецы, они спускались к устью ручья, чтобы продолжить путь по камням, они обнимали друг друга за талию, на Мекаре было длинное красивое шерстяное платье, такое же, как у сестры, ее сверкающие расчесанные волосы свободно падали на плечи и на грудь.

Кажется, Маарет что-то тихо говорила Мекаре на ухо. Именно Мекаре остановилась, чтобы бросить на меня взгляд огромных зеленых глаз, неподвижность ее лица на секунду приобрела устрашающий оттенок – и, словно палящий ветер, по сердцу пронеслась скорбь.

Я смотрел на нее, как в трансе, боль душила меня, иссушая легкие.

Не знаю, о чем я думал, знаю только, что боль казалась невыносимой. И что Маарет сделала легкий ласковый приветственный жест, означавший, что я должен следовать своей дорогой. Приближалось утро. Вокруг пробуждался лес. Ускользали драгоценные секунды. Моя боль ослабла, вырвалась на свободу, как стон, я отпустил ее и отвернулся.

Я бросил последний взгляд на две фигуры, направляющиеся на восток по серебряному устью журчащего ручья, окунувшиеся в ревущую музыку воды, неустанно катящейся по россыпи камней.

Старое видение из сна немного потускнело. И, вспоминая о них сейчас, я вижу не погребальные пиршества, а ту сцену, двух сильфид в лесу. Через несколько ночей Маарет покинула владения Сономы и забрала Мекаре с собой.

Я был рад, что они ушли, потому что это означало, что мы тоже уедем. Мне было наплевать, что я, может быть, навсегда расстаюсь с домом в Сономе. Мое пребывание там превратилось в агонию, хотя хуже всего были первые ночи после катастрофы.

Насколько быстро вызванное потрясением молчание остальных сменилось бесконечным анализом, попытками интерпретировать то, что они увидели и почувствовали? Как именно совершилась передача этой силы? Может быть, она при распаде ткани покинула мозг и попала в поток крови Мекаре, донесший ее до сходного органа? А сердце, имело ли оно значение?

Молекулы, ядра, растворы, протоплазма – блистательные современные слова! Да хватит вам, мы же вампиры! Мы живем на крови всего живого, мы убиваем, и нам это нравится. Вне зависимости от того, необходимо нам это или нет.

Я не мог их слушать, не мог выносить их молчаливого, но упорного и явного любопытства: «Что у вас с ней было? Чем вы занимались в течение тех нескольких ночей?» Уйти от них я тоже не мог, у меня определенно не хватило бы силы воли окончательно оставить их; я содрогался, находясь с ними рядом, содрогался, когда их рядом не было.

Леса мне было мало, я совершал многомильные прогулки среди огромных секвой, дубов и широких полей, а потом снова углублялся во влажные непроходимые леса. Но от их голосов никуда не деться. Луи признается, как в те жуткие минуты он потерял сознание. Дэниел говорит, что слышал наши голоса, но ничего не видел. Джесс, которую поддерживал Хайман, видела все.

Сколько раз они размышляли над иронией судьбы – ведь Мекаре сразила врага человеческим жестом: не подозревая о невидимых силах, она нанесла удар как человек, но с нечеловеческой скоростью и силой.

Сохранилась ли в Мекаре хоть какая-то частица Акаши? Вот какой вопрос меня волновал. Забудь о «научной лирике», как выразилась Маарет. Вот что мне хотелось знать. Или же ее душа наконец обрела свободу, когда у нее вырвали мозг?

Иногда в темноте, в подвале с обитыми жестью стенами и бесчисленными безликими отсеками, похожими на пчелиные соты, я просыпался в уверенности, что она совсем рядом, в каком-нибудь дюйме от моего лица, я чувствовал прикосновение ее волос, ее руки, я видел черный отблеск ее глаз. Я шарил в темноте… ничего – только сырые кирпичные стены.