Валюта любви - [74]

Итак, Аднан прибывает из другого часового пояса и хочет дать званый ужин в середине ночи – это удобно для него, но не для меня. Однако мне известны правила. Я должна вытащить себя из постели и облачиться в couture. Выбрасываю ногу на край кровати и скольжу вниз, пока мое колено не ударяется о пол, а за ним падает остальная часть тела. Сажусь на подиум с ковровым покрытием, освещенный узкой трубкой из крошечных фиолетовых огней, и кладу голову между колен. Затем встаю и шлепаю в ванную.

Вместо того чтобы оставить волосы распущенными, взбиваю их и делаю большой начес, как у Николь, когда мы ходим на танцы. Покрываю прическу лаком для волос. Наклонившись к зеркалу, кисточкой наношу на веки розовые радужные тени и обвожу глаза ярко-синим блестящим контуром. Густая тушь для ресниц и глянцевые розовые губы довершают макияж. Это облик, который использую только дома с моими друзьями, но никогда при встречах с Аднаном.

Я поворачиваюсь к шкафу, размышляя над тем, что надеть. Посмотрим… консервативные, черные, длинные платья от Lanvin или Dior, или розовое платье-бюстье с корсетом, которое я сшила для школы. К черту. Хватаю розовое платье и смотрю на него, улыбаясь. Надеваю его через ноги и застегиваю. Грудь немного выпирает сверху, ну и ладно. Нижняя часть платья такая же облегающая, разрез сзади отделан кружевом. Натягиваю белые нейлоновые колготки, вставляю ноги в белые балетки и наклоняюсь к зеркалу, чтобы надеть золотые серьги в виде колец. Это я, а не его чертова нарядная кукла.

Встречаюсь со всеми в гостиной Аднана. Когда Аднан входит и видит меня, он шокирован. Аднан, Рене и я забираемся в его серебристый пуленепробиваемый лимузин. Однако это новое соглашение. Никогда прежде не делила машину с ним и еще одной девушкой. Они сидят рядом, лицом вперед, а я сижу напротив них, лицом назад. Он не может поверить собственным глазам и продолжает смотреть на меня, хихикая. Девушка выглядит чопорно и явно занята собой, оглядывая меня. Мне хочется сказать: «Ты не знаешь, во что ввязываешься, маленькая паршивка. Ты играешь с огнем, малышка».

Аднан говорит:

– Джилл, разве Рене не выглядит сегодня прекрасно? Тебе нравится ее платье?

«Почему бы тебе просто не заколоть меня, АК?» – думаю я.

– Она выглядит прекрасно, – отвечаю я, кипя, пытаясь выглядеть счастливой.

– А во что ты одета? – спрашивает он.

– О, я сделала это по заданию для школы, нам надо было сконструировать платье с венскими швами и на косточках.

Демонстрирую эти детали, будто им это действительно интересно.

– Ну, единственное, что могу сказать об этом платье, приятно, что ты сделала его своими руками.

Его неодобрение очевидно, но ему удается так высказать свою точку зрения, что она не звучит обидно.

Около тридцати человек собрались в закрытом зале тускло освещенного ресторана. За столом одни мужчины, кроме Рене и меня. Доминик по какой-то причине включил портативный магнитофон в кармане. Сын Аднана, Мохаммед, сидит напротив Аднана на месте старшего члена семьи. Я сижу справа от Аднана.

Цель этой встречи довольно скоро становится понятной. Голливуд хочет денег. Продюсеры и режиссеры, собравшиеся за длинным столом, начинают превозносить свои кинопроекты, в то время как мужчины из окружения Аднана спорят и соревнуются в том, у кого самые крутые гаджеты в духе Джеймса Бонда.

Доминик сидит справа от меня и хвастает уликами, которые хранятся в его мини-магнитофоне, пытаясь запугать других людей. Человек в конце стола на мгновение вытаскивает из кармана пиджака именной чек и убирает обратно, подмигивая. Аднан начинает свое саркастическое подшучивание. Он намерен поиграть всеми этими людьми. А они даже не узнают, что были пешками в его игре.

Ужин продолжается и продолжается. В какой-то момент Аднан наклоняется к столу и шутливо грозит своему сыну Мохаммеду:

– Советую в ближайшее время подступиться к Брук Шилдс, или это сделаю я.

Мне не кажется забавным подшучиванием эта игривая угроза встречаться с другой, слишком юной, красивой девушкой. Его фраза вызывает у меня гнев. Развратное поведение Аднана причиняет мне боль; не хочу, чтобы оно навредило и его сыну. Мой пульс бешено учащается, чувствую непреодолимое желание защитить Мохаммеда. Я набрасываюсь на Аднана.

– Почему бы вам не оставить его в покое? Он сказал мне, что еще не готов к отношениям, а вы пытаетесь сделать его таким же, как вы.

И наклоняюсь к нему, делая ударение на «вы». Возможно, даже указала пальцем.

Глаза Мохаммеда делаются огромными. Все вокруг стола в пределах слышимости внезапно умолкают и смотрят на нас. Никто не смеет разговаривать с Аднаном подобным образом. Никогда.

С меня довольно. «Простите». Я встаю, чтобы пойти в дамскую комнату, придерживая платье на бедрах, пока пробираюсь между стульями. Кровь закипает, лицо пылает. Ничего не вижу перед собой. Проходя через ресторан в дамскую комнату, негодую от ярости на Аднана, который пытается совратить Мохаммеда.

Вхожу в кабинку туалета, спускаю белые колготки на бедра и стараюсь успокоиться, чтобы пописать. Слышу журчание воды. Я никого не заметила, когда входила. Выхожу из кабинки и вижу маленькую пожилую чернокожую женщину в униформе возле раковины. В ней есть что-то особенное. Она светится. Вокруг нее яркая аура, и она притягивает взгляд. Время словно замерло. В раковине льется вода. Женщина включила ее, пока я была в кабинке, чтобы она была теплой. Смотрю в раковину, мою руки, а потом оборачиваюсь к ней. Она протягивает мне полотенце и любезно говорит: «Дорогая, это самое красивое платье, какое я когда-либо видела». Она излучает любовь. Если существуют ангелы, это один из них. Я испытываю сильнейшее волнение.