Валюта любви - [5]

Она смотрит на мой бук, потом на меня, отрицательно качает головой, зажигает сигарету и предлагает мне покрутиться. Я кручусь, и она снова выражает недовольство, говоря:

– Non, ce n’est pas bien. Merci, au revoir (Нет, это не хорошо. Спасибо, до свидания).

Меня не взяли. Даже не сделали ни одного полароидного снимка. Когда она выходит из комнаты, мелькает вопрос: есть ли шанс, что она передумает? Может быть, она позвонит в агентство и на самом деле наймет меня. Может быть. Нет.

Пытаюсь собраться и сосредоточиться на том, как найти дорогу к моему следующему просмотру. Не представляю, куда иду. Более того, у меня еще десять встреч в этом городе-лабиринте. Шагаю по улице, расстроенная, как вдруг из-за двери выскакивает грязный человек с дредами и сует мне в лицо окровавленную, дергающуюся крысу. Я визжу, и он разражается дьявольским смехом. Что за идиотские фокусы? Я убегаю, а он преследует меня целый квартал с окровавленной крысой в руках.

Успеваю на следующий просмотр в студию, где собрались примерно пятьдесят других девушек. Все они американки, канадки и европейки. Ни одной азиатки, африканки, индианки или латиноамериканки. Жду два часа. Три женщины и один мужчина, очевидно фотограф, просматривают мой бук, указывая на фотографии. Они смотрят на меня и говорят по-французски. Хотела бы я понимать их. Интонация не слишком оптимистичная. Представляю себе худшее. Они вручают мне мой бук с фразой «Merci, au revoir» («Спасибо, до свидания»).

Около полудня хочу поесть и попи́сать и ныряю в кафе, где густой, влажный воздух воняет мокрой собачьей шерстью, сигаретами, выдохшимся ликером и старой мочой. Со временем буду тосковать по этим прогорклым запахам кафе, но только не сегодня. Достаю свой разговорник «Французский для путешественников» и обращаюсь к официанту: «Кофе, пажала сто». Он отходит и крутит руками в воздухе. Я вывожу его из равновесия.

Спрашиваю человека за стойкой, где находится туалет. Он указывает на лестницу. Спускаюсь и нахожу крошечную кабинку с фаянсовым полом. По обеим сторонам от ямы есть нескользящие приступки для ног. Стягиваю джинсы и приседаю над отверстием. Туалетной бумаги нет. Стряхиваю капли и ухожу голодной.

Я продолжаю таскаться по показам, каждый следующий оказывается все более удручающим. И не получаю не только одобрения, даже не удостаиваюсь улыбки. Мне достаются грубые, холодные люди, указывающие на мои недостатки и шепчущиеся обо мне по-французски.

После провального дня в сумерках поднимаюсь по лестнице, ведущей из метро. Чувствую себя потерянной, голодной, усталой и разбитой. Прерывисто вздыхаю и на выдохе начинаю рыдать. Париж отверг меня. О чем я только думала? Это место – ад!

Вокруг сгущается темнота. Стою на углу и плачу, сильно, но беззвучно. Я могу сдержать голос моей печали, но не могу контролировать потоки слез, учащенное дыхание или пульсирующую боль в голове. Никогда в жизни не чувствовала себя такой неудачницей, кроме, может быть, одного случая в шестом классе, когда все одноклассники опрокинули свои мусорные корзины на мою голову в день сбора мусора. Все против меня. Я фрик. Им нужно совсем другое. Я уродливая, грязная и дефективная. А не красивая, свежая и любимая.

Как мне быть? Если сдамся и вернусь в Лос-Анджелес, все равно не смогу заработать на приличную жизнь. Я должна справиться. Не могу сдаться. Мне нужны эти фотографии, чтобы поехать в Нью-Йорк. Если добьюсь успеха в Нью-Йорке, у меня будет достаточно денег, чтобы жить независимо и свободно. Я не отказываюсь от своей цели. А вдруг не справлюсь? Что мне тогда делать?

Пропускаю последние две встречи и ловлю такси до отеля, плача всю дорогу.

Вхожу в холл отеля, останавливаюсь и осматриваюсь. Замечаю, какое все грязное и запущенное, от облезлых обоев до потрескавшихся напольных плит. Менеджер поднимается из-за стойки, поражая меня. Он показывает на себя пальцем и, улыбаясь, говорит:

– Жан-Поль.

Его вьющиеся волосы цвета «соли с перцем» торчат во все стороны, напоминая птичье гнездо. На нем сморщенная одежда, которая велика ему на четыре размера, а брюки, подвернутые на лодыжках, явно принадлежат кому-то другому. Очевидно, он одевается из коробки с вещами, оставленными или потерянными в отеле.

– Я – Джилл.

Указываю на себя и пытаюсь перестать всхлипывать. Он обходит стойку и целует меня в обе щеки своим жирным, небритым, колючим лицом, и эта попытка утешить и заставляет меня рыдать еще сильнее.

Он замечает, что я смотрю на длинные тонкие иглы, которые выступают у него на лбу и ушах, и поправляет волосы, пытаясь скрыть их.

– Je souffre de migraines. C'est l'acupuncture (Я страдаю от мигреней. Это иглоукалывание), – говорит он и вручает мне мой ключ с грязной кисточкой винно-красного цвета.

– Спасибо.

Я направляюсь к лестнице и глубоко вздыхаю. Пока поднимаюсь на четвертый этаж, мечтаю о горячей ванне. Если в этом отеле нет отопления, в нем должна быть горячая вода, верно? Хватаю белое отутюженное льняное полотенце для рук из моей комнаты и иду через холл к Salle De Bains (ванной комнате).

Вхожу в ванную и включаю горячую воду, но даже после долгого времени она все еще леденяще холодная. Мою самые важные места и вытираюсь крошечным полотенцем. Замерзая, бегом возвращаюсь в свою комнату и прыгаю под одеяло. Я пережила первый день. С трудом.