Вальтер Скотт - [108]
22 ноября «Барэм» достиг Мальты. Путешественникам была дарована особая привилегия — на время карантина обосноваться в старинном испанском поселении Форт Мануэль, где с теми, кто его навещал, Скотт мог переговариваться через барьер на расстоянии около метра.
Многие дома предлагали им свое гостеприимство, однако они предпочли остановиться в гостинице «Биверли». За две недели, что они провели на острове после карантина, Скотт много времени уделял своему старому другу Джону Хукмену Фреру, известному в свое время политику, дипломату и литератору, который в 1818 году удалился на Мальту и прожил там до самой смерти в 1846 году. Фрер был одним из основателей «Квартального обозрения», переводчиком комедий Аристофана на английский язык и на протяжении нескольких лет секретарем британского посольства в Испании. Он сопровождал Скотта в поездке по острову, показал ему все, на что стоило посмотреть, и они вспомнили прошлое, читая друг другу наизусть старинные баллады. На Мальте у Скотта оказались и другие друзья, в том числе главный судья острова сэр Джон Стоддарт, так что Скотту не приходилось жаловаться на скуку. Местный гарнизон устроил бал в его честь, и он мог любоваться зрелищем двухсот танцующих пар. Один из приглашенных, итальянец, попытался поднести ему стихотворный экспромт и водрузить ему на голову корону; помешали офицеры, и Скотт вернулся в гостиницу «без короны, без стихов и без речей». Он начал работу над новым романом — «Осада Мальты», но все понимали, что он рвется домой. Было замечено, что он ест и пьет слишком много; возможно, самому себе не отдавая в эхом отчета, он тем самым стремился ускорить смерть или возвращение на родину.
В ночь накануне их отплытия с Мальты произошло землетрясение, а в день их прибытия в Неаполь случилось самое сильное за последние годы извержение Везувия. Он мог бы вспомнить Шекспира: «В день, смерти нищих не горят кометы»98, Вместо этого он процитировал анекдот про француза, сказавшего, о небесном знамении, якобы предвещающем ему близкую гибель: «Ah, Messieurs, la comète me fait trop d'honneur»99. «Барэм» отплыл с Мальты 14 декабря, а 17-го был уже в Неаполе. Они остановились в Палаццо Караманико. Скотт был вне себя от радости, встретившись с сыном Чарльзом, который, напротив, пришел в ужас, увидев, как одряхлел отец физически и духовно. У братца Вальтера и сестрицы Анны начали сдавать нервы. Чарльз сообщал Софье: «Вальтеру невмоготу ублажать Анну, а она при ее характере и не захочет, а выведет из себя. Ну, я-то в таких случаях отмалчиваюсь, так что мы остаемся добрыми друзьями».
Все видные дома Неаполя рассчитывали на визит Скотта, и светской жизни у него было предостаточно. На приеме по поводу дня рождения неаполитанского монарха «Король, — отметил Скотт, — обратился ко мне с пятиминутной речью, из которой я не нанял и пяти слов. Я ответил ему тем же и готов держать пари, что он тоже ничего не понял». В середине январи пришло известие о смерти Джонни Локхарта. Оно потрясло Скотта совсем не так, как могло бы, будь он прежним сэром (Вальтером, и в тот же вечер он отправился слушать оперу, от которой «устал, как пес». Куда бы он ни выезжал — в Помпи, Геркуланум или Постум, — он думал только о Шотландии; полагая, что окончательно расплатился с кредиторами, он уже прикидывал, как бы ему докупить к Абботсфорду земли примерно на 10 тысяч фунтов.
В Неаполе Скотт почти дописал роман и новеллу, которые, однако, так и не увидели свет. Он ее соблюдал больше диеты и пил что захочется. Как поживают соседи-бедняки? Как поживают его собаки? — спрашивал он Лейдло, сообщая последнему, что неаполитанские солдаты «ребята крепкие и сами говорят, что, ежели дело не доходит до битвы, свой солдатский долг разумеют не хуже любого другого европейского воинства». В начале марта 1832 года он писал миссис Скотт из Хардена: «Сейчас пошли карнавалы, балы следуют один за другим, а уж леденцы так и сыплются градом, прямо нету мочи. Но близится великий пост, который положит конец нашим забавам: все уже вроде бы стыдятся, что так веселились, и, кто как может, готовятся напустить на себя постную мину».
Он собирался побывать в Риме и у Гёте в Веймаре, но, когда в конце марта дошла новость о смерти автора «Фауста», Скотт на все махнул рукой и решил поскорее возвращаться на родину. «Жаль Гёте! — воскликнул он. — Но тот хотя бы умер на родине. Вернемся в Абботсфорд». Он купил коляску с откидным верхом и16 апреля вместе с Чарльзом, Анной и двумя слугами выехал в Рим. Чарльз исхлопотал отпуск, чтобы присмотреть за отцом, Вальтеру же пришлось отбыть в свой полк. Путешественники находились не в лучшем состоянии духа: «Выехали, как собирались, но дети чувствуют себя плохо» один мается желудком, у другой — ревматизм, и он, и она в дурном настроении, да и мое не лучше». Дорога была «отвратительной», у коляски отвалилось колесо, так что пришлось задержаться в пути, а от Понтийских болот у Скотта немилосердно разболелась голова.
